— Всё из-за тебя, — вдруг противным, дрожащим голосом сказал Витька. — «Заблудимся, заблудимся»… Накаркала.
Рита прибавила шагу. По лицу и щекам стекал не то пот, не то слёзы, не то просто-напросто дождь.
— Витька, а я ведь тебе привезла что-то.
— Что? — угрюмо спросил он.
— Коллекцию бабочек. Я для себя и для тебя сделала.
— А на кой мне теперь коллекция твоя, когда мы с этого проклятого острова, может, и не выберемся совсем.
Галка в голос заревела.
— Знаешь, — остановилась и повернулась к нему Рита, — если ты будешь пугать маленьких — оставайся или иди один, а мы дорогу всё равно найдём.
— Найдём, — сердито сказала и Галка.
И снова Рита запела про весёлых октябрят, и Галка запела, а Витька понуро поплёлся за ними.
А дождь всё моросил и моросил.
— Я вся замёрзла, — пожаловалась Галинка.
— Потерпи немного, — попросила Рита. И стала подбрасывать её на спине. Галка хныкала, смеялась и вертелась, потом вдруг обнаружилось, что у неё «стали деревянные ноги».
Рита поставила её на широкий плоский камень.
— Потопай ножками. — И села рядом.
Витька посмотрел, как она тяжело, прерывисто дышит, как согнулись её плечи.
— Пешком иди, — сказал он Галке, — смотри, она устала тебя, такую дылду, тащить.
— Сам дылда, — сказала Галка, — а я мале?нька.
— Правда, Галочка, пойди ножками, согреешься, а потом я тебя опять возьму.
И опять шли. И опять Рита тащила на спине сестру. Ноги хлюпали в ботинках, дрожали колени, и где-то сзади всхлипы вал Витька.
— Море! — вдруг закричала Галинка. — Корабль!
Наконец-то вышли к морю! Сквозь сетку дождя вдалеке шёл корабль. Счастливые! Через полчаса будут дома. И мама, наверное, уже приехала, волнуется, а им ещё идти и идти. Рита прикусила губу.
— Ну, пошли, — сурово сказала она.
Она шла и оглядывалась на корабль. Может, там папа. Идёт и не знает, как плохо приходится сейчас его дочкам. Корабль всё ближе и ближе, вот уже можно различить, что кто-то стоит на мостике, даже цифры видны.
И вдруг Рита остановилась так внезапно, что Галка стукнулась подбородком о её затылок. «29»! Это же папин корабль!
Она стояла и смотрела на проплывающий мимо корабль. Так бы и крикнуть! Да разве кто услышит. «Папа», — неслышно шевелились губы.
А что, если…
В одно мгновение Галка оказалась на земле, с головы Риты слетела белая косынка.
— Витька, платок, скорее!
Витька, не понимая, смотрел на Риту, а она не сводила глаз с удаляющегося корабля.
— Да скорее же ты!
Витька протянул ей замызганную тряпку.
— Отойдите! — скомандовала Рита.
Она взяла в одну руку косынку, в другую платок и, вскочив на камень, начала резко размахивать руками. Она подымала и опускала то одну руку, то другую, то обе вместе.
А Витька и Галка стояли в стороне и с недоумением смотрели, как девочка с косичками, в брюках, перешитых из отцовских, вытянувшись во весь рост, стоит на камне и делает какие-то упражнения.
— Рита, ты чего делаешь? — крикнула Галка.
— Тише! Она… ведь она сигналит, — вдруг понял Витька.
И чудно?: корабль замедлил ход, остановился, потом от него отделилась шлюпка.
— Ура! Ура! — закричали Витька и Галка.
А Рита, низко наклонившись, зачем-то стала шнуровать ботинки…
Папа провёл их в свою каюту, и им сразу принесли чай. Галка сидела на коленях отца, завёрнутая в одеяло, причмокивая, пила чай и торопливо рассказывала, как они заблудились, как Рита тащила её на спине и пела песни.
Папа давно уже перестал сердиться. Он посмотрел на виновато притихших Риту и Витьку.
— Когда вы из дому?
— В двенадцать.
Морские часы, где на чёрном циферблате тесно умещались белые цифры, показывали «18».
Папа подошёл к Рите и молча прижал её растрёпанную мокрую голову к своему кителю.
— А я тоже научусь сигналить, — пробурчал Витька.
— Ага, — сказала Рита. — Это совсем не трудно. Хочешь, научу?
Боб и карандаш
Боб — мальчишка как мальчишка. Всё у него на месте — и веснушки, и вихры, и синяки. И колени, как полагается мальчишке, ободраны, и руки в цыпках…
Мама сердится и говорит, что Боб неряха-растеряха. А папа говорит, что не поверит своим глазам и не узнает своего сына, если у Боба окажутся чистые руки, а на своём письменном столе он наведёт порядок.
— Ну скажи, ну почему у тебя гуталин на столе, а портфель в прихожей валяется?
Боб и сам не знал почему. Он уносил гуталин на место, а портфель прятал подальше от папиных глаз.
В общем, Боб самый обыкновенный мальчишка. И вот этому-то разобыкновенному мальчишке привалило счастье. Счастье, как известно, бывает разное. Это было — весёлое, цветное… Стоило нажать на крохотную защёлку — оно стреляло, как пистолетик, и выбрасывало красный, синий или зелёный грифель. И тогда — хочешь рисуй огонь и пожарников. Хочешь — синее небо с легкокрылыми самолётами. А можно нарисовать рыжую девчонку с зелёным бантом, и все будут знать, что это Маринка.
Подарил Бобу этот замечательный карандаш папа.
— Только смотри не потеряй, — сказал он.
— Потеряет, — заверила мама.
Боб только усмехнулся: легче голову потерять, чем такой карандаш. Он ходил гордый и важный, и все ребята во дворе завидовали ему. Костя предлагал обменять карандаш на модель спутника. Маринка согласна была отдать своё главное сокровище — альбом с марками. Но Боб и слушать ничего не хотел. Он щёлкал карандашом и на виду у всех озабоченно проверял — в порядке ли грифели?
А на третий день карандаш пропал.
