Нарубили вдвоем веток, елок, обставили костер, сделали навес над колодиной и пошли готовить на ночевку дрова.
Валить лес в такую погоду дело непростое да рискованное, оттого Анисим так долго, как показалось Грише, топтался вокруг сушины, выбирая направление, куда валить. Он ее подрубил основательно, никак не решаясь пилить.
– Слушай, Гриша, иди-ка посиди у костра, а то, не ровен час, соскочит с пня.
– Давай запилим и пойду.
Только сделали запил, как тут же пилу зажало. Анисим свой топор поставил в рез, а Гриша своим топором – обушком по обушку, и тогда словно из малопульки, рикошетом отражаясь, застреляло звонкое эхо. И дерево живое застонало, защелкало, будто ломая суставы, пугая своей неожиданностью.
– Беги-ка, Гриша, – попросил Анисим.
Гриша отбежал к костру, еще сколько-то раздавался топор Анисима, заскрежетав, хряснуло о землю дерево… Гриша подбежал к отцу.
– Живой, папань?!
– Живы будем – не помрем…
Обрубили сучья, пурхаясь в снегу, собрали. Раскряжевывали хлыст на чурки, сносили к костру. Подживили огонь. Анисим распахнул истрепанную фуфайку навстречу огню.
– Возвернемся, продадим эту, – подергал он за полы, – и купим себе подержанную.
– Магазинную, да, папань?
– А еще какую, стеганую на вате? А тебе, Григорий, пошьем волчью доху. И на вечерку, а? Перед Натальей?..
– Когда еще это будет? – с потаенной радостью заотнекивался Гриша. – Может, ухи сотворим? – достал Гриша из мешка ленка, котелок.
Анисим порубил на куски рыбину. Вынул последнюю лепешку, нанизал на прутик и воткнул с краю костра греть. И стал следить, когда закипит котелок.
– Ты не помнишь, сын, куда я иголку дел?
– Вот она, – Гриша отвернул козырек ушанки, вынул с короткой ниткой иголку, подал отцу.
– Вначале похлебаем, потом за шитье, – отложил Анисим рукавицу.
Гриша прижал к краю котелка кус рыбы, ложкой отломил кусочек, попробовал, посмотрел, куда поставить котелок.
– Ставь тут, – Анисим откатил чурку, на которой сидел, дал место котелку.
– Мне в кружку ухи, папань.
Анисим прихватил рукавицей котелок, разлил по кружкам уху. Рыбу выложил на корину.
– Хорошо, что вернулись, а то куда бы стали рыбу ложить. Чего только с человеком не бывает, – удивился Анисим. – Возьми, к примеру, сегодня, никак не думал – вокруг да около петляли. Кружит нас хозяин тайги… Чем мы ему досадили?..
– А я уверен был, папань, – запивая ухой рыбу и сладко причмокивая, говорил Гриша, – что мы выйдем куда надо, а когда ты потянул в обход сосняка, чувствую, что не туда, не туда и все – ноги отказывались…
– Бывает такое, – согласился Анисим. – Чувствуешь, маешься, а что к чему, не сразу поймешь.
– Кто знает, сколько так нудить снег будет…
– Сколько нисколько, а пережидать придется, – повздыхал Анисим. – В непогодь и хожеными местами не рискуют. – Отставил кружку и взялся за рукавицу.
Гриша смотрел, как шьет отец, и не выдержал:
– Руку-то куда будешь совать – стянешь…
– А где их, этих заплаток, наберешь, – осмотрел себя Анисим. Ни одного кармана не осталось. – Разве портянки распочать, так опять лапы обморозишь.
– Рушник пустить, – подсказал Гриша.
– А мать что нам на это скажет?
– Помнишь, папаня, Федотова Тольку?
– Как не помнить, и отца его помню.
– Где он сейчас? Живой ли?
– Куда ему деваться? Такой не пропадет. А ты чего о нем вдруг?
Гриша задумался, говорить или нет.
– Он, кажись, постарше тебя… – как бы поторопил Анисим к разговору Гришу.
– Мы один раз у его отца из кисета табаку отполовинили. Так отец пытал нас. Не признались.
– И ты курил?
Гриша согласно покивал.
