– Ну и как?
– Что – как? – переспросил Гриша.
– Вкусно? Сладше конфет?
– Сам пробовал?
– Нет. У нас в семье никто эту пакость не сосал.
– Язык вертит. Потом тошнило…
– Ну и чего в ем находят? – Анисим развязал мешок, вынул волчью шкуру, подержал у костра, встряхнул и накинул Грише на спину.
– Как я вчера не додумался завернуться в шкуру, и сырость не проймет. – Анисим и вторую достал. – Коленки прикроем, – подсел к Грише. Снег искорками садился на блестящий серый ворс, таял, собирался в капельки и проваливался в подшерсток.
– Наберет воды, как понесешь?..
– А я тут при чем? Лыжи повезут. По мне хоть еще столько…
– А если нагрянут, – не отступал Гриша.
Анисим повернул к Грише бородатое лицо.
– Пусть подходят. Сегодня не придут в такую погоду. Зверь тоже грамотный. А придут, посмотрят и не разберут, кто сидит на колодине. – Анисиму не хотелось на сон грядущий заводить разговор о волках. Беспокоили, видать, волки парня.
– Ты о чем, папань, задумался?
– Да вот соображаю, сколько надо шкур тебе на доху, если шить навырост.
– Чем мне, так лучше мамане шубу.
– Мамане соболей добудем. В волчьих не встречал женщин.
– А в Соболевых?
– В беличьих видел. Ну, паря, серебрится вся.
– На купчихе?
– А кто ее знает. Кто она. Идет… Поглядел, фу ты ну ты. И не сказать бы, что из себя видная. А как красит. На нашу мать надеть… – Анисим представил в беличьей шубе свою Евдокию. – Надо добывать зверька.
– Добудем, – с уверенностью поддержал Гриша. – Сашка подрастет, собака будет. Почин уже есть. Никуда от нас шуба не денется, – мечтательно закрыл глаза Гриша.
– Ну вот и ладно. Утро вечера мудренее. Спи.
– Выспимся. Какие наши годы, – сморенно проговорил Гриша.
Анисим с надеждой и мольбой посмотрел на небо. Ветер стих. Но снег еще шел, мутным пологом вис над костром.
Анисим приподнял у шапки ухо, спрятал руки, прижался поплотнее к Грише и скоро перестал слышать, как потрескивают дрова. Проваливаясь в сон, снова встрепенулся. Открыл глаза – никого. «Что это я пряду ушами», – укорил себя Анисим. На всякий случай поставил к ноге топор.
Лиственничные чурки горели не бойко, но тепло давали ровно, без всплеска. И казалось, такому костру никакой снег не помеха. Дрова на костре убывали медленно, извергая крепкий едучий дым. Вернее сказать, даже не дым, а свечение. Он не вился в небо ни столбом, ни снопом, а растворялся в ночи, не оголяя и не освещая деревья. Только от близстоящей лесины наносил пригретым деревом.
Анисим забылся, но тут же вскочил как ужаленный, вернее сказать, укушенный. Он и зубы почувствовал, так ему просадило ногу. Анисим схватил топор, но вокруг никого. Из-за голенища шел дым, пекло ногу. Анисим скинул бродень и принялся тушить гачу снегом. Ожог был пустячным, и Анисим посмеялся. Хорошо, что Гриша не проснулся.
Анисим положил в костры дров. Встряхнув с лапника снег, погрел ветки и сел на них, прикрыл бок Грише и почувствовал, как поджимает мороз, ухают деревья. Оно и к лучшему, может, вызвездит… а с другой стороны, как бы Анисим ни отвлекался, о чем бы ни думал, коробка с одной спичкой не давала покоя. И как только стало отсвечивать синевой небо, Анисим залатал прожженную гачу. Проснулся и Гриша.
– Ты чего, папань, как кулик на болоте, стоишь на одной ноге?
– Правда что, – согласился Анисим. – Иди погрейся.
Гриша спустился с колодины и подсел к костру, навесив над огнем ладони.
Снег еще шел, но ослабел до того, что, казалось, не доставал земли, а кружился вокруг костра.
– Насовсем вставать или как? – спросил Гриша.
– Хочешь, поспи, – разрешил Анисим. – Не знаю, что делать, ждать, когда совсем прояснит или трогаться в дорогу. – Застанет ночь в пути – прогадаем. И дневать при сносной погоде – прогадаем… Что на это скажешь, Григорий?
– Скажу, папань. – Гриша еще посидел какое-то время, потом встал решительно от костра. – С рассветом надо идти. Заправим костер и пойдем. Заблукаем, оставим время, вернемся.
– Будь по-твоему, – взялся за котелок Анисим. Зачерпнул снега, но навешивать не торопился. – А такое ты не исключаешь? – теперь Анисим впился глазами в Гришу. – Скажем, найдем дорогу и побежим по затескам, а светлого время не хватит, и спичка подведет. Вернемся по следу – и тут истлели угли… до
