Тобиас лениво зевнул и вновь исчез за гардеробом.
– Ты, конечно же, шутишь! – Бен опустился в кресло у камина, его темные глаза подернулись дымкой раздумий. – Не можешь же ты отправить меня одного. Я могу сделать что-нибудь такое, о чем мы оба пожалеем.
– Сходить налево?
– Ну, например… грубо выражаться… питаться консервами…
– Милый, мне очень жаль. Но даже в мои самые лучшие дни словосочетание „дамский комитет“ вызывало у меня неудержимое желание воткнуть булавку в какой-нибудь одушевленный объект.
Это было совсем недалеко от истины. Будучи жирной малюткой, я никогда не допускалась к тайным сборищам худощавых школьниц.
Если Бен так хочет стать Кулинаром – флаг ему в руки. Он человек вполне взрослый, а посему имеет право впасть в детство когда пожелает. Возможно, когда я получу своего любимого обратно, понадобится его заново отлаживать и программировать, но у меня наверняка хватит фантазии, чтобы превратить это в забаву. Я вновь улеглась.
– Даже если отбросить мои личные предубеждения, – заметила я, – поездка вряд ли пойдет на пользу ребенку. Во всех книгах подчеркивается необходимость стабильности в этот период его развития.
Бен с такой силой откатился в кресле назад, что наверняка оставил борозды на полу.
– Ерунда! Только на прошлой неделе я прочел в одном американском журнале, что внутриутробные путешествия имеют решающее значение для формирования пытливого ума.
Я задумалась, не увлечь ли мне его в постель, а затем, сплетя из собственных волос веревку, обвить вокруг его шеи…
– Бен, а вдруг мне захочется там покушать? Доркас говорит, что американцы пробавляются одними хот-догами и гамбургерами. А из приправ им ведом один лишь кетчуп. Я просто физически к этому не готова.
– Хот-доги и кетчуп, – отчеканил Бен, – значатся у Кулинаров в списке запрещенных продуктов!
Комната завертелась перед моими глазами. Тобиас приземлился аккурат мне на живот.
– Бен, я наверняка буду обузой. Всякий раз, отправляясь на свои собрания и вынужденно оставляя меня одну на несколько часов – а возможно, и дней, – ты бы до смерти волновался за меня.
– Отнюдь.
– Значит, ты бы не волновался… – голос мой сделался тягучим, как жевательная резинка, – …что я, при моей полнейшей неспособности ориентироваться на местности, могу сесть не на тот автобус и уехать в Иглувилль, на Аляску?
– Элли! – Бен саданул себя кулаком по лбу, и стены комнаты содрогнулись. Невозможно поверить, что всего пятнадцать минут назад у нас был счастливый брак.
Я погладила Тобиаса за ушками.
– Бен, умоляю, пойми! У меня зуб на Америку – с тех самых пор, когда мои родители кинули меня на дядюшку Мерлина, а сами отплыли туда в поисках работы. Но даже если отбросить в сторону все мои страхи, мне бы хотелось путешествовать налегке, во всех смыслах этого слова. А сейчас я беременна в достаточной степени, чтобы призраки моего жирного прошлого неотступно преследовали меня, что, согласись, здорово выбивает из колеи.
В чем я Бену не призналась – так это в том, что с пугающей быстротой набираю вес. Когда в следующий раз отправлюсь с визитом к доктору Мелроузу, обязательно воздержусь от макияжа и выковыряю пищу из зубов. Какая несправедливость! И это притом, что снедь не задерживается в моем желудке.
Бен плюхнулся на кровать, отправив фазанов на обоях в головокружительный полет.
– Драгоценная моя, тебе следует купить одежду для беременных.
– На таком сроке я буду чувствовать себя обнаглевшей выскочкой.
Обхватив голову ладонями, он повалился навзничь на постель. Я не отставала:
– А как же „Абигайль“? Согласна, Фредди прогрессирует на глазах. Он больше не говорит посетителям, что десерты битком набиты холестерином. Но можно ли его оставить без присмотра? Уж я-то знаю, как работают его запотевшие мозги. Ты не успеешь еще оправиться от смены часовых поясов, а он уже внесет в меню „Фирменное жаркое из объедков“.
Бен сел.
– Полагаю, моя репутация выдержит этот риск. Фредди заработал право провалиться или преуспеть без посторонней помощи.
Временами этот мужчина прямо-таки дьявольски хитер. Придумал воззвать к моему чувству справедливости! Этак я скоро поинтересуюсь, какая в Америке погода в это время года.
– А о какой именно части Америки мы говорим?
Мимолетная улыбка осветила его лицо.
– А какую бы ты предпочла?
– Бостон. – Пятьдесят шансов против одного, что я ошиблась адресом. Я с надеждой ждала, что его глаза затуманятся от разочарования, однако Бен, потупив взор, вдруг завозился с поясом своего халата.
– Вот и отлично! – пробурчал он наконец.
– Неужели…
– Ну, не в самом центре Бостона.
Дыхание мое вновь выровнялось.
– В нескольких милях от него.
Тобиас ретировался с постели. Умный котик. Я как раз изготовилась чем-нибудь запустить в Бена – если, конечно, хватит сил.
– Я не хочу лететь в самолете. – В поисках аргументов приходилось скрести по сусекам.
– Ты же не боишься летать.
– Я боюсь воздушных ям, турбулентности, мерзких бумажных пакетиков и мерзкого ожидания возле мерзких тесных сортиров.
Нахмурившись, Бен пнул ногой столбик кровати.
– Элли, я хочу стать Кулинаром. Понимаю, что тебя страшит неведомое, но вспомни: в главе второй „Тактики ожидания“ подчеркивается, что для беременных это положительные впечатления. Я же не по горам скакать тебя зову.
Дрожащей рукой убирая волосы со лба, я постаралась изобразить беззащитную хрупкость.
– Бен, мы женаты почти год. Нам незачем продолжать что-то доказывать друг другу. Любить еще не значит испытывать на прочность собственное великодушие. – Я потрепала его по щеке. – Будь эгоистом, мое счастье, и Бог тебе в Помощь!
– Это твой окончательный ответ? – поднимаясь, вопросил он голосом терпящего кораблекрушение. – Глупо с моей стороны, но я удивлен.
– Почему?
– Предпочитаю не отвечать. – Бен повернулся ко мне своим самым выигрышным ракурсом, в профиль.
– Как пожелаешь, любимый. – Я уже строила планы жизни без него. Сон до полудня. А может, договориться о доставке горячих обедов в койку?
– Однако если ты уж так настаиваешь… Мамуля однажды высказала опасение, не являешься ли ты… действующей из лучших побуждений занудой, отравляющей другим удовольствие.
– Мамуля так сказала?! – Готовая уже соскочить с кровати, я была остановлена накатившей волной головокружения и лживой улыбкой, вновь расползшейся по лицу Бена. Едва не попалась на самую старую удочку в мире!
Закрыв лицо дрожащими ладонями, я срывающимся голоском проблеяла:
– И Папуля, полагаю, с ней согласился! Ну и неблагодарные у меня родичи! А я вот ношу под сердцем их внука.
Пока Бен пытался выпутаться из положения, мне пришла в голову мысль, что он вовсе не хотел проявить бестактность и показаться бесчувственным бревном. Просто-напросто он купился на байку, будто все, связанное с беременностью, естественно и прекрасно – кроме разве что утренней тошноты. О-хо-хо,
