и надо ходить с полным кишечником этого отвара в течение пятнадцати минут.
Гидромассаж простаты. Простаты. Гидромассаж. И я ходил по коридору ночью, подходил к зеркалу, ба, ну и тип, будто в штаны наделал, иногда выходил на крыльцо, закуривал и проходил до калитки и обратно. Такие дурацкие ночные упражнения, я хожу под звездами: как пингвин, весь напряженный, а потом сил у меня не остается, и я бегу в туалет. И уже нет во мне этого оптимизма, нет всех этих замечательных мыслей о дне прощения всех пьяниц.
Да, и еще я в некоторые вечера гулял с девушкой, и от этого всего не стоило ждать ничего, кроме непонятно чего. Собственно, я сказал ей, что люблю ее и собираюсь на ней жениться. Такие впечатления от сентября.
Миша обещал подвезти немного плана. Честно говоря, я в жизни не стал бы его об этом просить, я совершенно равнодушен к таким вещам, не стал бы планировать покурить план заранее. Хотя и не отказывался никогда, но у меня не было потребности накуриваться, пусть мне теперь и нельзя было алкоголь.
Просто меня попросила Алиса.
Она сказала, что хочет покурить, что давно этого не делала. Я сказал, что спрошу у Миши, если у него сейчас есть, он подвезет. Миша подъехал ко мне на своей раздроченной «Волге» семьдесят седьмого года выпуска. Я сказал ему:
– Привет. Поехали к Алисе.
Нужно было только объехать парк, совсем близко.
Миша спросил:
– А чего это вы решили с ней покурить? Ты что, с ней общаешься?
– Я с ней теперь встречаюсь, – ответил я.
Миша удивился:
– А я уже два года ее не видел. И как у нее дела?
– Да ничего вроде, сам и спросишь.
И вот мы уже подъехали к повороту на ее улицу. Я продиктовал Мише ее номер, он позвонил с мобильника и сказал:
– Мы стоим тут, возле поворота… нет, к дому мы не подъедем, мы боимся твоей мамы… давай, подходи сама…
После одного случая мы действительно боялись Алисиной мамы.
Через пять минут Алиса села в машину.
– Привет, – сказала она.
Я перелез к ней на заднее сиденье и попытался ее расцеловать. Мы поехали, но Алиса, вместо того чтобы целоваться со мной, пыталась спросить, как дела у Миши и всю это подобную вежливую ерунду.
– Эй, вашу мать, я твой будущий муж, а не он, – сказал я.
– А может быть, он, – сказала она.
– Хер вам на ворот, – сказал я.
Мы приехали на берег, красота, тучи, желтые листья, река внизу; Миша достал из бардачка баночку «Спрайта», с заготовленными необходимыми отверстиями. Он отломил кусочек от башика плана, кусочек на одну хапку, повернулся, передал Алисе баночку, она взяла, как это следует брать, изящно поднесла к лицу, Миша положил кусочек, поджег. Она глубоко втянула и задержала дым в себе. Миша отломил кусочек для меня, чуть побольше.
– Не жмись, не жмись, отцу нужно больше, – сказал я, – в любви и в курении наркотиков мне нет равных.
Алиса закашлялась, выпустила дым, а я сделал хапку. Миша отломил себе кусочек – совсем небольшой.
– Я сегодня уже курил, – сказал он в свое оправдание.
Потом мы с Алисой повторили процедуру еще по два или три раза, Миша сказал, что ему хватит. Его всегда быстро уносило с плана. Я же, как и Тимофей, мог скурить его целую тучу.
Вот я почувствовал легкость и головокружение, было приятно, меня отпустило ощущение, что в мой мозг впивается прищепка, ведь я уже полгода или больше, месяцев восемь, жил с постоянной головной болью. Пьяному или накуренному легче с этим справляться. Алиса вылезла из машины, встала в нескольких метрах впереди капота. Она смотрела на реку, осенний пейзаж, все дела, мы были на краю обрыва, а внизу – река. Алиса смотрела, любовалась, сливалась с природой, потом стала фотографировать на телефон вид на реку.
– Она похудела, – сказал Миша, – хорошо выглядит.
– Ага. Хорошо выглядит, она же чуть не умерла. Хотела с собой покончить.
– Я слышал. А когда это? – спросил Миша.
– Да еще год назад было.
Миша включил музыку. Я сделал еще хапку, и тут же закурил сигарету.
– Скажи лучше мне, – говорю, – ты помнишь, о чем она тебе рассказывала тогда?
– Что еще рассказывала? – спросил он. Хотя мне показалось, что он и так понял, о чем я. Я все же пояснил:
– Еще два года назад или больше, когда мы лазили все вместе, она рассказала тебе, а мне не стала? Я так понял, что ее изнасиловали?
Миша посмотрел на меня и посмотрел на Алису через стекло. Она все еще стояла снаружи, я не знаю, все стояла себе и смотрела в сторону горизонта, может, поняла, что отсюда, из машины, она будет выглядеть очень красивой и печальной и очень интересной и нежной, если будет так стоять над рекой и смотреть вдаль. Миша собирался мне сказать, что-то прикидывал в голове, я вдруг понял, что меня немного повело, даже не то чтобы немного, но Миша не успел сказать. Потому что Алиса вдруг пошла к нам, насмотрелась, натосковалась по мирам, по городам и странам, видимо. Я тут же вылез, раз поцеловал ее и встал, как солдатик-подхалим, придерживая для Алисы дверь.
Мы еще минут двадцать посидели в машине, поболтали, покурили сигареты, Алиса сказала, что теперь пора отвезти ее домой.
Мы еще проехались вдоль реки, проехались вдоль парка, у меня случился внеплановый приступ словесного поноса. Я сказал Алисе, что нам срочно надо подать заявление в ЗАГС, и за тот месяц, пока оно будет лежать в ЗАГСе, я заработаю немного денег, и пусть она тоже подумает, где можно их взять, может, попросить взаймы у кого-нибудь, что-то такое. Ведь деньги пригодятся нам на первое время в Москве, мы ведь распишемся и уедем отсюда, нужно куда-то поближе к миру, поближе к Европам, нужно развиваться, нужна ДВИЖУХА. Только нужно немного денег на первое время. Потом-то, понятное дело, я разбогатею. Мое изобретение – очки для куннилингуса – принесет мне много денег. Я буду ходить по различным компаниям, по молодежным линиям одежды, наверное, не знаю, разберемся, в общем, я буду предлагать эту фишку, сначала, конечно, у всех будет шок. Но потом дело пойдет. «Очки для куннилингуса», мир стал другим, люди больше не стесняются говорить и думать о письках, мужчины не стесняются нырять в пилотку, женщины не стесняются заглатывать колбасу, «Доставляйте друг другу удовольствие», а сам я стану лицом товара, это принесет мне, то есть нашей молодой семье, денег. Обычные черные очки, они ничем не отличаются от любых других очков. Только очень стильные, и, если отогнуть дужку, с обратной стороны написано мелким Comic Sans Ms или каким-то подобным шрифтом:
«Очки для куннилингуса».
И все будут завидовать Алисе, что я – изобретатель очков для куннилингуса, креативный директор проекта, или кто там, какая к черту разница, идеолог-самоучка, мастак в этом деле, титан любовных утех – принадлежу ей как муж и только ей демонстрирую свое мастерство. Все это не будет, тем не менее, отвлекать меня от романа, пять страниц в день, я буду работать упоительно и неистово. Да, я напишу роман, небольшой роман. Может быть, двести пятьдесят тысяч символов или даже немного меньше, пусть даже двести двадцать, но там кое-что будет, в нем будет взрывная начинка: немного для умников, и для нонконформистов, и много для ценителей классики, я напишу его, и это, конечно, будет «Букер», или премия «Национальный бестселлер», дела у нас пойдут в гору. Его переведут на все европейские языки. Потом я попробую снять фильм, у меня есть идея сценария, а мой фильм – это Канны, естественно, я не собираюсь всю жизнь топтаться на месте… да, и, конечно, для моей любимой жены
