– Сожалею, но мне пора. – Виктор решительно поднялся, отодвинув чашку с остывшим кофе. – Приезжайте к нам в сервис.
Он порылся в карманах, достал визитку, протянул Алке и посмотрел поверх Алкиной головы на Ольгу. Ей показалось, что в этом взгляде заключался немой вопрос, но она не стала разгадывать, какой именно.
– До свидания. – Сказал он. – Спасибо за кофе.
Она молча кивнула.
Хлопнула дверь.
– Откуда ты выкопала этого недотёпу? – Спросила Алка, выглядевшая слегка уязвлённой.
– Если он недотёпа, что же ты перед ним расстилалась? – Дрожащим яростным голосом выпалила Ольга. – И добавила, сама того не ожидая: – Чуть из белья не выпрыгнула.
– Что?! – Выдохнула Алка, тоже побледнев. – Ты что несёшь, подруга? Я что, по-твоему, шлюха?
– Я этого не говорила.
– Но подумала?
– А разве тебя когда-нибудь интересовало, что я думаю?
Лицо Алки, привлекательное именно своей улыбкой, потемнело, ноздри гневно расширились, напомаженные вызывающе-алой помадой губы сдвинулись в злую нить, моментально её обезобразив.
Да ты просто мне завидуешь. – Прошипела она. – Тому, что я мужикам нравлюсь. Я, а не ты. Посмотри на себя: сидишь тут со своими книжками… Вся из себя такая умненькая, правильная… С тобой же со скуки сдохнешь. Зануда, муха сонная!
– Ну, так ступай туда, где весело. – С мстительным торжеством объявила Ольга. – Я тебя не приглашала.
Алка подскочила, как ошпаренная, метнулась в коридор, на ходу натягивая шубку, выкрикивая что-то обидное. Ольга молча закрыла за ней дверь и повернула замок, словно опасалась, что Алка ворвётся обратно. Судорожно сглотнула прикипевшие к гортани слёзы.
Вот так изменила жизнь…
Было горько и противно, но к этим ощущениям примешивалось третье: неожиданное облегчение, словно вскрыла давний нарыв и выдавила прочь годами копившийся в нём гной, медленно подтачивавший изнутри. Теперь останется рубец. Некрасивый, болезненный, долго заживающий. Но сама болезнь осталась в прошлом. Начался процесс медленного выздоровления.
Ольга упёрлась взглядом в самокат, хищно поблескивавший в полутьме узкого коридора, вытащила чудо-технику на балкон… Миг ей хотелось сбросить его вниз, но вместо этого Ольга бережно провела ладонью по железному остову, ещё хранившему тепло чужих рук.
Вдруг почему-то вспомнилось, как два года назад – мамы уже не было – Ольге удалили аппендицит. Алка тогда дневала и ночевала в больнице, кормила подругу с ложечки. Как потом, после выписки, отправив Вовку к бабушке, Алка переселилась к Ольге, готовила, стирала, драила полы… И ощутила себя неблагодарной и отвратительной.
Ольга всё-таки заплакала. Горько и безнадёжно.
С понедельника потянулась очередная рабочая неделя, ничем особенно не примечательная. Нога болеть перестала, и страшный фиолетовый синяк постепенно бледнел, исчезал, оставляя странный выходной в прошлом, с каждым днём всё более далёком. Иногда Ольге отчаянно хотелось повторить головокружительное ощущение полёта, но она не знала, как это сделать: не лезть же на самокат, в самом деле? Чтобы избавиться от наваждения, вытащила самокат во двор и подарила дочке Танюши-одиночки из первого подъезда, сиротливо месившей мартовские лужи.
В среду Ольга забежала в салон и обрезала старательно растимые последние десять лет светлые локоны, соорудив короткую озорную стрижку. Удивлённые коллеги объявили, что Ольга скинула пяток лет. Она прекрасно знала, что это неправда, и злое зеркало таким мелким мошенничеством не проведёшь, но, тем не менее, возвращалась домой с гордо поднятой головой, непокрытой, несмотря на противную изморось. Какой-то паренёк на выходе из метро придержал ей дверь, попытался завязать знакомство. Ольга вежливо отказала, но на душе стало легче и веселее. Конечно, до той безграничной детской радости было далеко, но и из холодных щупалец тягостной депрессии она высвободилась.
Вечером прибежала Танюша с бутылкой портвейна, пирожками и банкой домашнего варенья. А следом заявилась понурая нетрезвая Алка. – Ты прости меня, Олечка… – Пьяно всхлипывала Алка. – Это не ты мне, это я тебе всю жизнь завидовала. Твоей чистоте, наивности, красоте… Я ведь никогда тебе не рассказывала: когда мой первый бабу завёл, не я его выгнала – сам ушёл. Я бы его простила. Я так его любила, скота! В ногах валялась, умоляла, угрожала, ребёнком шантажировала… И знаешь, что он мне тогда сказал? «Деревня ты. Даже поговорить с тобой не о чем. Деньги да памперсы. Хоть бы с подруги своей Оли пример брала. Сразу чувствуется и воспитание, и образование, за собой следит: свеженькая, стройненькая.» А я ведь, помнишь, раньше толстой и не была, после родов располнела…
Ольга и Танюша долго успокаивали Алку. Следом стала жаловаться Танюша, и утешать пришлось её. Настала очередь Ольги. Полночи они сидели за столом, вспоминали свои беды, которых им казалось много, радости, которых, казалось, было гораздо меньше. Плакали и смеялись. Говорили, что все мужики сволочи. Потом пели песни, пока в стену не застучали соседи.
В пятницу на Ольгу напало неожиданное упрямство, и она отказалась задержаться на работе, доделать отчёт вместо укатившей на зимнюю дачу коллеги. Решительно объявила, что торопится и, уже по пути домой, сама удивлялась, что на неё нашло. Ведь её никто не ждал, за исключением наглого рыжего Маркиза, злобного трюмо и говорящей телевизионной головы. Вечер утопал в сыроватом тумане, и вовсе уж тёплый весенний ветерок донёс сладковатый тюльпановый запах. Ольга замедлила шаг. Около подъезда стояла вишнёвая «шестёрка». Что-то вдруг дрогнуло внутри, замерло и ухнуло вниз. Человек в автомобиле курил. Завидев Ольгу, он вышел и выбросил сигарету.
– Здравствуйте, Оля… – Проговорил он с некоторой робостью в голосе. – Узнали?
– Добрый вечер. – Кивнула она в ответ.
– Вот, решил заехать, узнать – как ваша нога?
– Спасибо. Хорошо.
– Здорово. – Сказал он, запустив пятерню в волосы и взъерошив макушку. – Я подумал… Завтра выходной. Может, сходим куда-нибудь?
– Куда? – Её голос сорвался на шёпот.
– Не знаю… Помните, как раньше, в кино ходили? Говорят, сейчас замечательные кинотеатры появились. Со стереозвуком, мягкими креслами, кафешками – если фильм не понравится, можно там посидеть… Я, правда, так ни разу и не был…
– Я тоже. – Призналась Ольга.
– Правда? Так я куплю билеты?
– Ладно.
– А на какой фильм?
– Не знаю… – Пожала плечами Ольга, подумав: какая разница?
Наверно, он подумал о том же, потому что напряжение в его лице сменилось радостной улыбкой.
Мимо промчалась на самокате Танюшина девчонка.
Лифт снова не работал. И, когда она вприпрыжку поднималась по лестнице, её вдруг вновь охватило головокружительное ощущение радости, переполнявшей до краёв, грозящей выплеснуться вместе с отчаянно бьющимся сердцем.
Маркиз смерил её суровым взглядом. Ольга подхватила его под тяжёлые тёплые лапы, закружила по комнате. Кот не вынес подобной фамильярности, яростно мяукнул, вырвался и скрылся в кухне. Ольга же остановилась перед злобным трюмо, с вызовом глянула в потупившееся зеркало и поняла, что, наконец, обманула время.
Февраль 2002 г.
