– Нравится? – спросила Евгения. – Правда, здорово?
– Я думал, сирень давно отцвела, – признался Макс.
– Это поздние сорта, – пояснила Евгения. – Место называется сиреневый сад. Здесь я тебя и сфоткаю. Ну-ка, встань туда, расслабься… Стоп! Не делай официального лица, я же тебя не на стенд «Их разыскивает милиция» снимаю.
Макс фыркнул.
– Уже лучше, – сказала Евгения. – Но надо добиться полной естественности, иначе фотка не получится. Смотри на меня…
И она стала паясничать, пританцовывать, показывать язык, строить уморительные рожицы. Потом вдруг схватила фотоаппарат, нацелилась объективом – щелк!
– Зер гут, – удовлетворенно произнесла Евгения. – Снимок отдам при встрече. А теперь познакомься с моим Любимым садом. Разреши представить, это моя любимая, махровая сирень.
Она подтащила Макса к огромному раскидистому кусту, нагнула ветку, сорвала лиловую гроздь, прикрыв глаза, блаженно вдохнула аромат и прошептала:
– Ах… Хорошо! На, понюхай! – и поднесла к лицу Максима.
Он втянул терпкий с горчинкой запах, чувствуя, как пьянеет от безумного аромата.
– Обожаю сирень, – полузакрыв глаза, томно прошептала Евгения. – Мои духи похожи на нее, как ты думаешь?
Она приблизилась, чуть склонила голову, подставила висок с пульсирующей голубой прожилкой. Максим как зачарованный вдохнул запах янтарных кудрей, зарылся в них лицом, чувствуя, как земля начинает медленно вращаться под ногами. Ему показалось, что они оба сейчас потеряют равновесие и упадут, одной рукой он судорожно взялся за сиреневый ствол, другой подхватил Евгению за тонкую талию и замер, не в силах пошевелиться, чувствуя, как внутри разгорается медленное пламя.
– Я хотела тебя спросить… – прошептала Евгения. – Только не смейся, ладно? Ты умеешь целоваться?
– Что? – севшим голосом переспросил Максим.
– Ну ты когда-нибудь целовал девушку?
– Зачем это тебе? – Его пальцы медленно перебирали ее кудри, одновременно мягкие, как пух, и жесткие, как проволока. Как такие два свойства могли существовать вместе?
– Я встречаюсь с одним парнем из нашей школы, – простодушно объяснила Евгения. – Кажется, я ему нравлюсь, и он мне тоже. Я думаю, вдруг он захочет меня поцеловать, а я не умею целоваться? Покажи мне…
– Что?! – снова переспросил Максим, чувствуя жар и холод одновременно.
– О господи! – всплеснула руками Евгения. – Ну, ты можешь меня поцеловать по-взрослому? Что тебе, трудно, что ли? Мы ведь друзья!
Друзья… Он вдруг возненавидел это слово. Кто только придумал, что можно дружить с маленькими глупыми девчонками? Хотел оттолкнуть ее, гордо отвернуться, объяснить, что есть вещи, которым нельзя научить, как в школе. Что не может, не станет, не хочет… Хотел… Не смог…
Максим обнял Евгению, привлек к себе, ощутил всем существом упругое тепло ее стройного тела. Она закрыла глаза, запрокинула голову, волосы рассыпались дождем. Ее губы – полные, мягкие, полуоткрытые – были совсем близко. Он видел на них каждую черточку, каждую припухлость, – он понял, что никогда и ничего не желал в жизни так страстно, как этого безрассудного поцелуя…
Евгения оттолкнула его, рывком разорвала огненное кольцо сплетенных рук, сделала шаг назад. На ее личике появилась брезгливая гримаса.
– Тьфу, гадость какая, – сказала она, тщательно вытирая губы тыльной стороной запястья, – тьфу. Как это может нравиться, не понимаю? По-моему, книги сильно преувеличивают. Ладно, пошли, а то мне еще к Машке надо забежать.
Евгения сломала ветку сирени и пошла как ни в чем не бывало, не оборачиваясь, что-то напевая под нос, дирижируя цветком, нимало не догадываясь о гибельной силе своего раннего расцвета.
Макс брел позади как зомби, оглушенный, опустошенный. В голове стоял непонятный гул, ноги были ватными. Он изнемогал от навалившейся тяжести внезапного откровения: эта девочка-подросток взволновала его так, как волнует мужчину взрослая женщина.
– Неужели тебе это нравится? – вслух размышляла Евгения.
– Ты еще маленькая, – глухо сказал Максим. – Придет время, тебе тоже это понравится.
– Многим девчонкам в классе это нравится, – помахивая веткой, говорила Евгения. – Может, это потому, что ты не мой парень, а просто друг? Может, с Павликом все будет иначе? Надо попробовать.
Ему вдруг отчаянно захотелось развернуть девчонку за плечи, заглянуть в ее кошачьи глаза и ударить наотмашь по губам. По безумно сладким губам, с которых срывались гадкие слова. А потом снова прильнуть к ним и целовать, пока хватит воздуха, весь остаток дня, весь вечер, всю ночь, всю вечность…
…Максим ехал в полупустой электричке, тупо смотрел в окно и видел лицо Евгении. В вагоне одуряющее пахло сиренью. Он пытался думать о другом: об институте, о предстоящем отдыхе, но мысли упорно возвращались к девчонке, неожиданно повзрослевшей этим вечером. Как он мог так долго обманываться? Врать себе и всем, что относится к Евгении как к сестренке, маленькой дочке его учительницы. Что приезжает исключительно на занятия, а вовсе не с целью увидеть ее лишний раз… А ей всего пятнадцать… Проклятие!
Максим чувствовал себя извращенцем, педофилом, растлителем малолетних и просто гадом в одном флаконе. Он говорил себе, что больше не поедет к немке и не увидит Евгению до тех пор, пока ей не исполнится хотя бы семнадцать. Что встретит взрослую девушку, с которой будет не только целоваться, но и заниматься сексом до умопомрачения, до полного забвения всего, что случилось сегодня…
