– Царевна Хатшепсут Хнум-Амон.
Гости на миг смолкли, поклонились и продолжали разговаривать. Хатшепсут поискала глазами отца, но тот еще не пришел. Неферу тоже нигде не было видно. Зато там был Юсер-Амон, он сидел на полу рядом с Менхом. К ним она и направилась, петляя между рабами, которые разливали гостям вино, подкладывали подушки и подносили маленькие стульчики. По дороге она подняла оброненный кем-то цветок лотоса и стала вплетать его стебель в свой детский локон. Крепкий, пьянящий аромат тут же защекотал ей ноздри, и она восхищенно втянула в себя воздух, опускаясь рядом с мальчиками на пол.
– Приветствую вас. Что вы тут делаете?
Менх нерешительно кивнул и подмигнул Юсер-Амону. Хорошая девчонка Хатшепсут, только вот ни спрятаться от нее, ни скрыть ничего нельзя. Со времени того неудачного побега мальчишки старались держаться от нее подальше, а она объявлялась, когда ее не ждали. Уж что-что, а заскучать она не даст.
Юсер-Амон, отпрыск одного из самых древних и благородных родов империи, обращался с ней как с равной. Его отец, визирь Юга, чья власть уступала лишь власти фараона, отправился с инспекцией в порученные его заботам номы, а Юсер-Амон жил во время его отлучки во дворце. Он дурашливо поклонился Хатшепсут в пояс.
– Приветствую тебя, величество! Твоя красота сияет ослепительнее звезд. О! Мои глаза слабеют, взирать на тебя выше моих сил!
Хатшепсут хихикнула:
– Настанет день, когда я заставлю тебя повторить эти слова, уткнувшись лицом в пыль, Юсер-Амон. Так о чем вы разговаривали?
– Об охоте. – Юсер-Амон тут же выпрямился и заговорил: – Отец Менха завтра утром едет на охоту и берет с собой нас. А вдруг мы убьем льва!
– Ну да! – отозвалась Хатшепсут. – Лев не всякому взрослому по силам. Да и вообще, его сначала надо найти.
– Мы поедем в горы, – сказал Менх. – Может, даже ночевать там останемся.
– А мне можно с вами? – спросила Хатшепсут нетерпеливо.
Мальчики воскликнули в один голос:
– Нет!
– Почему нет?
– Потому что ты девочка и потому что Единый никогда тебя не отпустит, – резонно заметил Юсер- Амон. – Маленькие царевны не ездят на охоту.
– Зато большие ездят. Вот вырасту и буду охотиться каждый день. Я стану лучшим охотником в стране.
Менх улыбнулся. Хатшепсут так любила животных, что никогда не смогла бы подстрелить дичь крупнее утки, и сама это знала. Но гордость уже в десять лет заставляла ее желать первенства во всем.
– А чем ты весь день занималась? – спросил он. – Я нигде тебя не видел.
– Нарывалась на неприятности, – вздохнула Хатшепсут. – О! А вот и мама с папой. Наконец-то мы поедим.
Лбы всех присутствующих коснулись пола. Голос главного глашатая звенел в тишине:
– …Могучий Бык Маат, живой Гор, любимец двух богинь, сияющий в змеиной диадеме…
Хатшепсут шепнула Менху:
– Как ты думаешь, твоя мать сегодня опять напьется?
– Да тише ты! – свирепо шикнул он. – Не можешь, что ли, помолчать минуту?
– Не могу! Я есть хочу! Я уже давным-давно с голоду умираю!
Тутмос подал знак, спины придворных распрямились, разговоры зазвучали вновь. Гости расселись по местам, опустившись за низенькие столики, рабы с грудами снеди на подносах замелькали вокруг. Рабыня Хатшепсут приблизилась к ней и поклонилась.
– Что желает ваше высочество? Жареного гуся? Говядины? Фаршированного огурца?
– Всего по чуть-чуть!
Жуя, Хатшепсут с тревогой оглядывала комнату в поисках Неферу, но той по-прежнему не было видно. Повинуясь кивку фараона, в зал вошли музыканты: мужчина с большой арфой и девушки в длинных складчатых юбках, с ароматическими конусами на головах и инструментами под мышкой. Хатшепсут с интересом отметила, что все девушки несли с собой лютни, новомодные инструменты из диких северо- восточных земель. Она решила, что после ужина непременно велит одной из музыкантш прийти поиграть к ней в детскую, но тут же вспомнила о встрече с фараоном, назначенной на вечер, и у нее упало сердце. Как только музыка зазвучала, девочка оттолкнула тарелку с едой, окунула пальцы в чашу с водой и вытерла руки о юбку. Она прокралась среди обедающих поближе к матери. Отец, сидевший в нескольких шагах от нее, был погружен в разговор с архитектором Инени, отцом Менха, но мать улыбнулась и поманила ее на подушку у своего стола.
– Ты сегодня очень хорошенькая, – сказала Ахмес. – Надо тебе почаще носить в волосах цветы. Они тебе к лицу.
Хатшепсут встала коленями на подушку.
– Мама, а где Неферу-хебит? Если отец увидит, что ее здесь нет, он очень рассердится. Ведь он же меня хотел отругать сегодня вечером, а не ее.
Мать опустила кусочек граната, который поднесла было ко рту, и вздохнула:
