— Сегодня же изучу каждый уголок твоего чудесного тела. Ванна лишь ускорит процесс.
— Вы чрезвычайно самоуверенны, ваша светлость, — возразила Джемма, тщетно пытаясь снова стать той великолепной герцогиней, которой ничего не стоило покорить Париж красотой и остроумием.
Элайджа улыбнулся:
— Ну, вот видишь? Уже начинаешь меня узнавать. Так зачем же тратить время на ухаживание?
Но уговорить супругу оказалось нелегко: леди Бомон решительно отстранилась.
— С удовольствием встречу вас в своей спальне ровно через час, герцог.
Продолжать спор не имело смысла. В конце концов, они давно не дети.
Глава 4
Слова почему-то отказывались складываться в предложения, но, к счастью, горничные так увлеклись обсуждением охватившего город мятежа, что не заметили рассеянности госпожи.
Ее настроение менялось каждую секунду: только что в душе царил холодный ужас, а в следующий миг накатывала горячая волна. Казалось, невозможно противостоять восхитительному безумию, восторженному отчаянию, лишающему способности воспринимать окружающий мир и заботиться о впечатлении, которое производишь на окружающих. Почему-то вдруг показалось, что Элайджа уже здесь, а воспоминание о шоке на лице дворецкого в тот момент, когда герцог захлопнул перед его носом дверь, заставило рассмеяться вслух.
Джемма еще сидела в ванне, когда в дверь осторожно постучали. Бриджит вышла, а вскоре вернулась с горящими от возбуждения глазами.
— Все, ваша светлость, пора заканчивать. Герцог просит разделить с ним легкий ужин. Стол накрыт в его спальне, а слуги отпущены до утра.
Искренне преданная служанка даже не пыталась скрыть, счастливого предвкушения. На миг комната погрузилась в изумленное молчание, а потом болтовня возобновилась, как ни в чем не бывало. Джемма встала и позволила себя вытереть. Как странно: четыре женщины безошибочно поняли смысл сегодняшней ночи, но не позволили себе ни единого замечания.
Все горничные, конечно, знали, что долгие годы супруги жили врозь. Скорее всего, не осталась для них секретом и причина возвращения госпожи из Парижа: герцог Бомон нуждался в наследнике. Да и глупая влюбленность в собственного мужа наверняка не утаилась от проницательных взглядов.
Бриджит достала из комода ночную рубашку и расправила, ожидая одобрения. Безошибочная женская интуиция помогла выбрать самое экстравагантное, самое французское, самое восхитительное одеяние — а точнее, намек на одеяние. Тончайший нежно-розовый шелк просвечивал, а глубокое декольте, обильно украшенное вышитыми букетами роз, нескромно привлекало взгляд к груди.
Герцогиня коротко кивнула, и Бриджит подняла розовое облачко над головой. Рубашка скользнула, изящно подчеркнув контуры фигуры, и с легким шорохом опустилась к ногам.
— В волосах прекрасно будут смотреться розы, — авторитетно заявила Мариетта и вооружилась расческой.
— Вычурно, — лаконично заметила госпожа.
— Одна или две, не больше. — Француженка многозначительно улыбнулась. — Ничего нет лучше роз.
Джемма взглянула в зеркало и вновь — уже в который раз — возблагодарила судьбу за подаренную ей красоту. Впрочем, у нее хватало ума не позволить себе поддаться опасному искушению и возомнить, что красота способна заменить достоинство.
И все же на пороге пугающих и в то же время неудержимо манящих событий сознание собственной неотразимости радовало и поддерживало дух. Можно сказать, вселяло уверенность в успехе. Волосы капризно ниспадали на плечи золотисто-медовыми локонами, а небольшие розочки создавали образ распутной дикарки, готовой к таинственному языческому действу в сказочном весеннем лесу, среди сатиров. От дерзких мыслей глаза Джеммы заблестели, а на щеках выступил румянец.
— Очень мило, — заключила Бриджит и подошла ближе. — Может быть, мушку? Одну?
— Но я же не на бал собираюсь, — слабо запротестовала Джемма.
Однако Бриджит не собиралась выслушивать возражения.
— Вот сюда, — пробормотала она, приклеивая в уголок рта бархатную родинку. — Для поцелуев. И каплю губной помады.
Джемма потянулась к любимой баночке, однако горничная протянула другую.
— Сегодня лучше не красную, а розовую, ваша светлость.
Как странно устроена жизнь: служанки выбирают цвет помады и определяют количество цветов в волосах.
Джемма повернулась и с благодарностью улыбнулась.
— Надеюсь, — ответила госпожа на молчаливые пожелания, — что наш с герцогом ужин еще не успел остыть. Можете отдыхать.
Служанки присели в привычном реверансе, и вышли, оставив в воздухе легкое облачко счастливого предвкушения и надежды.
Джемма глубоко вздохнула. Отныне все зависело лишь от нее и Элайджи. До сих пор супружеский союз влачил жалкое, полуживое существование. Но все меняется; изменились и они. Ночь способна сотворить Чудо и научить счастью.
И нежности. Годы показали, что хотя наслаждение прекрасно, нежность — дар редкий и драгоценный.
Герцогиня расправила плечи и открыла дверь.
Элайджа очнулся внезапно. Так случалось всегда. А вот подступала темнота медленно: сознание отключалось постепенно, однако с неумолимой настойчивостью. Обычно, придя в себя, герцог упирался взглядом в чье-нибудь испуганное лицо — люди думали, что он умер. Бодрящее ощущение, что и говорить! Потом сердце начинало бешено, колотиться, как будто старалось наверстать упущенное и поймать привычный ритм.
Однажды приступ случился в холле палаты лордов, а вернувшись к действительности, Бомон обнаружил рядом шокированного и растерянного лорда Камберленда: бедняга отчаянно тряс его за плечо. Герцог Вильерс, однажды обнаружив приятеля, потерявшего сознание в библиотеке, поступил проще: начал шлепать по щекам.
Но хуже, чем сегодня, и быть не могло.
Джемма побледнела от ужаса. Пальцы, сжимавшие его запястье, дрожали.
— Прости, пожалуйста, — прошептал Элайджа.
— О Господи! — Голос Джеммы сорвался от волнения. — Умоляю, скажи, что это всего лишь дурной сон!
Он слабо улыбнулся.
— Сердце!.. — в панике пролепетала Джемма. — Твое сердце… твое сердце отказывает. История отца повторяется.
— Но я-то жив! И даже почти привык к этим приступам. Не исключено, что буду жить и дальше, время от времени теряя сознание.
Элайджа поднял руки, и Джемма разжала судорожно стиснутые пальцы. Она все еще стояла перед креслом на коленях: давно ли? Элайджа провел ладонью по ее золотистым волосам, и на ковер упала маленькая розочка. «Вот так падают розы в могилу», — подумал он и внезапно проникся острой жалостью к собственной горькой участи.
Джемма не двигалась.
— Нет, этого просто не может быть! Когда это началось?
— Первый раз случилось в прошлом году, в парламенте.
— Но… мы…
Он нежно привлек ее к себе.
