— Мы не можем справиться только с одной подсказкой, — сказал Тобиас. — «Дети, дети, где вы были? Абрикосы королеве мыли». Теперь мы собираемся к Лизетт, чтобы она нам помогла. Я что-то не заметил поблизости никаких абрикосов. Ты знаешь, где они туг расту!?
— Нет, — ответила Элинор. — Думаю, что абрикосы здесь ни при чем. Речь идет о любимых оранжевых розах Лизетт. Она считает себя королевой в этой игре, раз надела корону. Вы должны принести ей эти розы. Есть такая песенка, где дети приносят розы королеве, а она награждает их огромным бриллиантом.
— Как просто! — вскричала Люсинда. — Идемте за дом, там растут розы.
— Но там нет оранжевых, — заметила Элинор.
— Ты можешь отвести нас туда, где они растут? — спросила Люсинда.
— Идем, — скомандовала Элинор, направляясь к тропе позади дома.
— О, а вот и вы! — воскликнул Гидеон, преграждая путь их компании. Не обращая внимания на детей, он отвел Элинор в сторону. — Я искал вас повсюду. Вас не было за завтраком, вы пропустили клубнику со сливками.
— Прошу меня извинить, — произнесла Элинор, стараясь казаться любезной. — Посмотрите на этих детей, которые ждут меня. На обратном пути минут через пять я присоединюсь к вам.
Они миновали сады, и вышли к ручью. Ручонка Филлинды скользнула в ее ладонь, она подняла личико вверх, пытаясь заглянуть, в глаза Элинор.
— Мне он не нравится, — сказала Филлинда.
— Это потому, что он не обратил на нас внимания, — произнесла Люсинда.
— Он слабак, — сказал Тобиас, — и в нем есть что-то крысиное. Лучше держись подальше от него.
— Почему крысиное? — удивилась Элинор.
— У него передние зубы точь-в-точь, как у грызуна. Я говорю правду. Ты знаешь, какой ужасный вкус у моего отца, как он усердствует с разными вышивками и драгоценностями. Но когда смотришь на него, с ним все ясно, он не держит камень за пазухой. А про этого с золотыми кудрями не знаешь, что думать. Слишком он скрытный! Если уж кому-то и надо жениться на Лизетт, то пусть это будет он. Они с ней два сапога пара.
— Твой отец женится на Лизетт, — сказала Элинор, помолчав. — Поэтому ты должен вежливо отзываться о ней, особенно в присутствии Люсинды и Филлинды.
— Они не глупы, сами все хорошо понимают.
Обогнув валуны, они вышли к ручью.
— Розы растут там. — Элинор указала им утес на дальней стороне ручья, и дети побежали туда. — Осторожнее, он почти отвесный, и не испорти одежду. В такой одежде нельзя лазить по скалам! Три ветки с гроздьями будет вполне достаточно... — крикнула она Тобиасу.
Тот, чертыхнувшись, нашел пологий край с уступами и вскарабкался наверх.
— Теперь все призы будут наши! — крикнул он и снова чертыхнулся, сражаясь с розовыми шипами.
— Итак, ты намерен забрать все три приза у подруг твоих сестер? — спросила Элинор, глядя в его сияющее лицо, когда он спустился со своим цветочным трофеем.
— Да, — ответил Тобиас слегка настороженно.
— И все эти бедные сиротки, с которыми бок о бок жили Люсинда и Филлинда...
— ...ничего не получат, — договорил за нее Тобиас.
— А ты понимаешь, что вас могут обвинить в жульничестве? Ваша победа будет выглядеть весьма странно. Это состязание для сирот. Твой отец намерен обеспечить тебя доходом в десять тысяч фунтов, когда тебе исполнится восемнадцать, так же, как твоих сестер. А бедным малышкам из приюта придется пойти в услужение к знатным леди.
Филлинда просунула ручонку в ладонь Элинор.
— Зато им больше не придется резать руки золотой проволокой, — напомнила она.
— Да, но им никогда не жить в большом богатом доме со своей семьей, которая их любит, — сказала Элинор. — У них нет отца, который может о них позаботиться.
— Чертова жизнь! — сказал Тобиас.
— Не надо ругаться при девочках, — одернула его Элинор, Тобиас извинился.
— Джейн Мелинда не разгадала ни одной подсказки, потому что не умеет читать, — сказала Люсинда. — Но она очень добрая. Я отдам ей мое яйцо, розу и все остальное.
— Сара Сюзанна подсказала мне, что вас надо искать в хлеву, — сказал Тобиас. — Я отдам ей свое.
— А я все отдам Мэри Берте, — сказала Филлинда. — Потому что когда миссис Минчем лишила Люсинду завтрака и обеда, она сберегла свой хлеб и принесла его ей. Помнишь, Люсинда?
Ее сестра кивнула. И Элинор молча повела их назад к лужайке, на поиски этих девочек. Охвативший ее гнев, который она скрывала, постепенно отпускал ее. Она невольно залюбовалась благодарными сиротками, удивленными проявленной к ним щедростью. Тобиас, привыкший терять, уже с удовольствием возился с Ойстером, пытаясь научить его ходить на задних лапах. И вдруг она вспомнила о Вильерсе который все еще оставался запертым в ее спальне.
— Послушай, дружок, — обратилась она к Тобиасу, — я понимаю, что ты запер отца, чтобы он не помешал вам выиграть. Но я-то здесь при чем? Я не представляла для вас никакой опасности.
Он повернулся к ней со странной гримасой на лице.
— Потому что я не люблю Лизетт.
Она кивнула:
— Я это заметила. Продолжай.
— Старая нянька сказала мне, что если запереть леди вместе с джентльменом, они непременно должны пожениться. Хотя это глупо, — сказал он. — Если хочешь порезвиться, вовсе не обязательно пачкать простыни. Можно обойтись и без постели.
Элинор вздрогнула, вспомнив свои игры с Вильерсом у скалы. Но не мог же он видеть это? Бедный ребенок, сколько ему пришлось узнать за его короткую жизнь...
— И ты решил... — начала она.
— Я хочу, чтобы моей мачехой была ты, а не Лизетт, — ответил он.
— Однако я выбралась, и никто даже не заметил того, что мы были заперты вместе, — сказала Элинор. — Напрасно ты старался. Пойми, наконец, твой отец хочет жениться на Лизетт.
— А ты хочешь выйти замуж за этого герцога с крысиными зубами, — сконфуженно усмехнулся он.
— Да, это мой старый друг, — сказала Элинор. В этот момент Гидеон как раз двигался в их направлении вместе с ее матерью. — Отправлюсь-ка я, пожалуй, освобождать из заточения твоего отца. Не попадайся на глаза Лизетт вместе с Ойстером, — предупредила она и поспешно направилась к дому, игнорируя призывы герцогини. Это смахивало на бегство.
Леопольд мирно спал в ее постели, его расшитый камзол валялся в кресле. Она на цыпочках приблизилась к нему и стала его разглядывать. Он не был красив, как Гидеон. Он был грубым и трудным и пронес через всю жизнь скорбь о своем безвременно погибшем брате, которого их мать лишила своей заботы и ласки.
Элинор любила его таким, какой он есть. Она чувствовала, что эта любовь не отпустит ее, несмотря на препятствия.
Лизетт была одним из таких препятствий, а Гидеон — вторым.
Сняв туфельки, Элинор принялась освобождаться от своих широченных нижних юбок на каркасе. Потом, запутавшись в шнуровке корсета, оставила в покое платье и, стянув чулки, забралась в постель, точнее, улеглась прямо на Леопольда. Всхрапнув, он перевернул ее на спину. Она поняла, что он не спит, когда пристально разглядывала его и во время раздевания.
— Я, случайно, не приснилась тебе нагишом и стыдливо прикрывающейся голубым фартучком? — спросила она. — Действительность намного прозаичнее, я не смогла распустить шнуровку.
Он поцеловал ее в шею.
