Гримус

искривления пространства, Перемещений в параллельные измерения и прочего.

— Только не думайте, Гримус, что вам удалось убедить меня, — отозвался Взлетающий Орел. — Мое решение непоколебимо — я по-прежнему намерен уничтожить это устройство. Вы неспособны управлять им. Не вы, а оно управляет вами. Отсюда и провалы во времени. Роза неисправна, Гримус. Роза опасна для мира. Поэтому опасны и вы.

Глаза Гримуса на мгновение блеснули, но потом снова стали спокойными и непроницаемыми.

— Прошу вас, подождите, — заговорил он тоном, в котором, как показалось Взлетающему Орлу, звучала мольба. — Я хочу показать вам еще одно мое приобретение. Если оно окажется не в силах убедить вас в огромной ценности Розы, в необходимости сохранять и оберегать ее после того, как меня не станет, то я больше не буду стоять на вашем пути — исполняйте задуманное. Но позвольте мне показать вам этот прибор, это не займет много времени.

Конечно, Взлетающий Орел не мог отказать. Его ведь просили о такой малости. Теперь, когда он знал, где находится Роза, Гримус не мог его остановить. «А кроме того, — подумал он, — у меня есть оружие против Гримуса». И речь не о луке со стрелами, а о другом оружии, гораздо более мощном — о долге. Перед Виргилием. Перед самим собой, за свое прошлое, полное останков разрушенных судеб. На этот раз его ионы послужат благому делу: уж коль скоро он разрушитель, то лучшего кандидата для разрушения вещи, представляющей опасность для всего мира, трудно найти.

Гримус прошел в дальний, темный угол потайной комнаты. Остановившись там, он снял покрывало с маленького предмета, покоившегося, как и прочие артефакты Гримуса, на специальном пьедестале. Это оказался прозрачный, яйцевидный объект с двумя рукоятками по концам. Гримус взялся за одну из рукояток яйца, и внутри того немедленно зажегся свет.

— Я предвидел, — сказал он, — те трудности, с которыми мне придется столкнуться, разъясняя вам мою точку зрения. Для облегчения процесса взаимопонимания я припас вот этот Субсумматор. Если вы возьметесь за вторую его ручку, мы с вами сможем общаться телепатически. Общение будет происходить через посредство этого яйца. Что скажете, мистер Орел?

Взлетающий Орел секунду помедлил в нерешительности.

— Что, испугались? — весело спросил Гримус своим певучим детским голоском.

— Нет, — поспешно отозвался Взлетающий Орел.

Конечно нет, он может пройти через все, через что готов пройти Гримус, этот древний младенец. Ведь ему уже приходилось доказывать силу своей воли и не раз.

Взлетающий Орел положил посох ю-ю на край гроба Розы и шагнул к Гримусу. Потом, сделав глубокий вдох, ухватился за рукоятку — как это называется? — Субсумматора.

Последнее, что он запомнил еще будучи Взлетающим Орлом, был высокий, пронзительный и очень довольный голос Гримуса, крикнувшего ему следующее:

– Матушка всегда говорила мне: чтобы заставить человека принять новую идею, его нужно обмануть!

(Я был Взлетающим Орлом.)

(Я был Гримусом.)

Я. Я сам. Я и, отдельно, он. Я и он вместе внутри сияющего яйца. Да, примерно так и было. Я и он перетекаем из своих оболочек внутрь сияющего яйца. Как все просто. Ты поглощаешь меня, я поглощаю тебя. Соединение, сплавление, смешение. Да здравствует полное объединение! Станем же одним! Я это ты это я. Такими были его мысли.

Да, все было примерно так. Похоже на печать. Да, на печать. Нажим, и его мысли отпечатались поверх моих, под моими, в моих и среди моих. Я он. Нет ничего легче поглощения. Легче, чем полет стрижа. Двое вместе, два стрижа, и тут же один наполовину-орел-наполовину-он и он же наполовину-он-наполовину-орел. Да, именно так. Мы были одним внутри сверкающего яйца, двое в одной плоти. Да.

Мой сын. Мысли Гримуса лавиной устремились мне навстречу. Ты мой сын, я дал тебе жизнь. Я становлюсь тобой, я становлюсь тобой, а ты мной. Сознание Гримуса, его неудержимые, молниеносные мысли. Монах в оранжевом одеянии излился в меня в едином мыслительном оргазме. Незаконнорожденный аристократ, военнопленный, его противоречия, безважность личности вместе с совершенной необходимостью объясниться, мыслительное существование Гримуса, раздираемое неудержимой, наркотической тягой броситься навстречу, смешаться, соединиться. Его «я» летит навстречу моему «я», подгоняя себя мощными ударами крыльев. Сын мой, сын мой, я взрастил тебя так, как только может сделать это отец, навечно приговоренный к бесплодию.

Сияние внутри прозрачного яйца угасло; взаимообмен завершился. Я отпустил рукоятку — мое тело все еще принадлежало мне, и я мог им управлять. Он тоже отпустил свою рукоятку. Яйцо упало к нашим ногам.

И разбилось о каменный пол вдребезги.

— Теперь, — проговорил он, — мы с тобой одно и то же. Теперь мы едины. Теперь ты знаешь все.

Безумен? Неужели я сошел с ума? Мне было просто назвать его безумцем, но теперь он внутри моей головы, и все его мотивы стали мне понятны. Среди них и такие, которые невозможно выразить словами. Подсознательный ужас концентрационного лагеря, где растоптали его человеческое достоинство и веру в людей; бегство от мира, превратившегося в кошмар, прочь, в келью отшельника, к книгам и философским размышлениям, к увлеченности мифологией, которые постепенно стали для него единственными друзьями и товарищами; монах, способный видеть красоту только в легендах и птицах. Потом появилась Роза — а с нею возможность менять мир, управлять жизнью и смертью в нем по собственному усмотрению, и поскольку сородичи плевали ему в лицо, то и ему было наплевать на них. Он столько от них натерпелся. Он был добр только к птицам. Он собрал вокруг себя птиц и с их помощью оживил любимую сказку, свой птичий миф. Безумие? А что такое безумие? Для него его деяния были единственным оправданием существования, и как только в его распоряжении оказался способ претворять в жизнь эти идеи, его уже нельзя было остановить. Знание есть порча; абсолютное знание есть порча абсолютная. Да, он был безумен. Но теперь он во мне, и я знаю о нем все.

Но все еще есть я. Я, который находится внутри меня и который не он.

Битва за Розу еще не окончена.

— Вот, взгляни, — сказал Гримус. (Я был в нем и он был во мне. Субсумматор работал в обоих направлениях.)

Он поднял небольшое зеркальце на уровень груди перед собой так, чтобы я мог увидеть в нем свое отражение.

Мои волосы поседели. Мое лицо стало его лицом, точной копией, на моих плечах сидела его голова.

Я был Взлетающим Орлом.

Существовала вторая потайная дверь, позволявшая пройти туда, где спала Мидия. Из крошечной каморки Розы, расположенной в самом центре дома, можно было попасть практически в любое из его помещений, она соседствовала со всеми комнатами. Гримус (частично ставший теперь Взлетающим Орлом) за руку привел Мидию к гробу с Розой, у которыого стоял я.

— Оставайтесь здесь, — сказал он. — Заботьтесь друг о друге. Они уже скоро должны появиться, недолго осталось ждать. Но тут вы в безопасности, никто, даже Птицепес, ничего не знает об этой комнате.

В его лице был страх. Но страх этот был мне знаком; это был мой страх. Это я, охваченный им, боялся приближения смерти.

— Теперь ты будешь охранять Розу, — сказал он. — Ты не причинишь ей вреда. Теперь мы одно.

Сказав это, он повернулся и вышел.