— Это вопрос политики, — сказала дама. — Без документа я не могу быть уверена, что вы К. Оуэне.
— Послушайте, — в голосе Кили зазвенели истерические нотки, — вам надо всего лишь дать мне ключ, и через минуту я вернусь с пачкой документов и кредитной карточкой.
— Это вопрос политики, — повторила служащая. — В нашем отеле строжайшие меры безопасности.
— Тогда пусть охрана пойдет со мной, — предложила Кили. — Я возьму сумку и покажу им удостоверение.
— Извините. Это не подлежит обсуждению.
Кили показалось, будто она преодолевала преграды, форсировала реки — и в результате оказалась перед неприступной каменной стеной.
— Где мистер Митчел? — пошла ей навстречу служащая. — Он мог бы открыть вам комнату.
— Я не желаю встречаться с мистером Митчелом, — отчеканила Кили.
В глазах дамы мелькнуло женское сочувствие.
— Извините, я ничего не могу сделать.
— А кто может? — спросила Кили. — Должен же быть кто-то, кто может!
— У вас проблемы… — Это был мистер Держи Ухо Востро. Опять примчался спасать. Кили видела, как он скользнул взглядом по карточке, лежащей на конторке, и затем уверенно закончил предложение: — Кили?
Разрываясь между надеждой и досадой, Кили напряженно сказала:
— Ничего особенного. Просто… — она через силу засмеялась, как будто ситуация была не столько катастрофической, сколько забавной, — сумка и кредитная карточка в номере, ключа у меня нет и мне не дают комнату.
Он протянул служащей свою кредитную карточку.
— Дайте комнату мисс… — он опять скользнул взглядом по регистрационному листу, — Оуэне.
— Не надо… Я не хотела бы…
— Я настаиваю, — требовательно произнес он.
Служащая взяла карточку.
— Кили, — сказал он, — ты злишься оттого, что каникулы пропадают, но твой отец уволит меня, если я оставлю тебя в вестибюле.
— Отец? — сквозь сжатые зубы выдавила Кили.
— Сенатор выходит из себя, когда думает, что ты в опасности.
— Сенатор?! — изумилась служащая. Держи Ухо Востро, излучая мужское обаяние, обратился к даме:
— Сенатор Оуэне. Республиканец, штат Индиана. Сенатор Оуэне — вице-президент комитета по вопросам домашнего терроризма. Случилось так, что он и еще один член комитета подобрались слишком близко к фракции воинствующих радикалов и получили какой-то факс с угрозами семьям членов комитета. Возможно, это пустые угрозы, но сенатор Оуэне считает, что дочь в Лас-Вегасе должна иметь… защиту.
Потрясенная такой наглостью, Кили грозно нахмурилась. Ничуть не смутившись, он осклабился.
— Конечно, я обещал по возможности не проявлять излишней подозрительности, но оставить тебя в вестибюле я не могу. — Он обратился к служащей: — Поселите мисс Оуэне по этой карточке. Когда она будет рассчитываться, то принесет свою.
Служащая прокашлялась.
— Понятно. Что ж, мистер… Барнес, — она прочла фамилию и запустила карточку в сканер, — учитывая обстоятельства, мы немедленно поселим ее. Дайте, пожалуйста, ваш ключ.
— Прошу вас. — Он протянул ключ в пластиковом футляре и подмигнул ей.
Он подмигнул служащей за конторкой! Кили не верила своим глазам. Так бессовестно манипулировать людьми! Причем, Кили была уверена, это ему сойдет с рук, потому что… потому что, он такой!
Служащая свирепо воткнула ключ в панель компьютера и уставилась на экран, ожидая информации. Когда она появилась, дама просияла, вынула пластиковый ключ мистера Держи Ухо Востро из футляра и заменила его другим. Она отыскала на экране номер его комнаты и заменила на другой, затем приготовила футляр с ключом для Кили. Обеими руками она протянула им ключи.
— Спасибо. Сожалею об инциденте. Мы твердо выдерживаем нашу политику.
— Порядок, — с улыбкой сказал мужчина. — Мы обязательно расскажем отцу мисс Оуэне, как вы нам помогли.
— Сенатору? — спросила служащая.
— Он будет вам очень признателен, — сказал мужчина и взял чемодан.
Кили больше была не в силах выносить этот фарс и ринулась к лифту. Спаситель подоспел в тот момент, когда открылись двери, и они вместе вошли в кабину и одновременно протянули руки к кнопкам. Он жестом предложил ей действовать. Она нажала шестой этаж.
— Мне туда же, — сказал он.
— Еще бы, — сказала Кили. Потом добавила: — Знаете, она слушала вашу белиберду с раскрытым ртом.
Он пожал плечами.
— Сработало.
Кили была довольна, что ехала с ним в одном лифте, но у нее горели подошвы, ныла нога, сердце болело и самолюбие было задето. Она не могла спустить ему дурачество у конторки.
— Разве можно так хладнокровно лгать?
— Вполне невинная ложь. Никто не пострадал, а вы получили комнату. Разве вы не этого добивались?
— Я отнесу им свою карточку, как только получу вещи.
— Вот именно. Потому вам лучше отдохнуть в своем номере, а не торчать в вестибюле.
— Признаю, что обязана вам, еще раз спасибо, но это не значит, что я одобряю ваши методы.
— Принимаю вашу благодарность и ваше неодобрение.
Лифт рывком остановился на четвертом этаже. Вошел человек в купальном халате, с полотенцем через плечо — он, видимо, собрался в бассейн на крыше здания. Неожиданно Кили вышла: на четвертом этаже была комната Троя — надо посмотреть, вдруг он на месте и поведет себя благосклонно. Если он там, она возьмет свои вещи, чтобы переодеться.
Только когда двери лифта закрылись, она заметила, что ее спаситель тоже вышел.
— Это не шестой этаж, — сказала она.
— Я знаю. Так куда мы идем?
— Мы не идем никуда, — сказала она. — Нету никакого мы. Вы едете дальше, а я попытаюсь забрать свои вещи.
— А вдруг вам понадобится моральная поддержка?
— Послушайте, я вам признательна за все, что вы для меня сделали, но хорошего понемножку. Почему бы вам не пойти в свою комнату?
Он нахмурился. Кили нажала вызов лифта, а сама пошла через холл со всей твердостью, какую позволяли «шпильки» и больная нога.
Она несколько раз постучала к Трою, но ответа не было. Кили не удивилась: наверное, он со своей бандой обходит все бары и казино на пути от церкви до отеля. Придется оставить ему записку и время от времени позванивать в номер, чтобы перехватить его.
Разбитая, она поплелась к лифту. Если бы спаситель был здесь, она позволила бы ему отнести себя на руках.
Первым делом Дигби отметил дверь, соединяющую его номер с соседней комнатой. Вообще-то дверей было две, каждая смотрела в свою комнату и запиралась только с одной стороны. Когда обе двери были открыты, получался двойной номер; если одна или обе двери запирались, комнаты становились раздельными.
