Он не замедлил удовлетворить общее любопытство:
– Это не шутка. Я тот самый москвич, которого просили убраться из Астрахани.
– Что-то было такое, – наморщил лоб «Фидель». – Я слыхал краем уха. Звание у тебя какое?
– Капитан, – ответил Бондарь.
Он не видел причин сохранять инкогнито. Заиров знал о его прибытии в город и, возможно, лично звонил ему в гостиницу, предлагая сделку. Документы Бондаря хранились в заднем кармане его джинсов, избавиться от них незаметно было трудно. Даже если номер удастся, то что дальше? Рассказывать чеченцам байки про фламинго? Они выслушают его и расстреляют, сочтя слишком мелкой сошкой, чтобы отнимать время у Заирова. Умереть Бондарь был готов, но не так скоро. Его планы на ближайшее будущее были иными.
Он не сопротивлялся, когда его погнали вперед, подталкивая стволами в спину. Не оглядывался назад, потому что лицо мертвого Рината и без того стояло перед его мысленным взором. Со стороны казалось, что пленник смирился со своей судьбой, и отчасти это было так. Вот только судьба эта виделась ему не такой, какой она представлялась захватившим его врагам.
Глава 22
Пауки в банке
За время, проведенное в подземном бункере, Бабич осунулся, как будто его морили голодом, но в действительности кормежка была сносной, да и аппетит, как ни странно, не пропал, а даже вроде бы усилился. Приближаясь к зеркалу, Бабич видел там сильно постаревшего и усохшего мужчину, похожего на него, прежнего, не больше, чем сильно поношенный костюм напоминает ту щегольскую обновку, которая когда-то радовала глаз. Содержание, может, и остается прежним, а вот форма…
Вздохнув, Бабич продолжил утреннюю прогулку, пролегающую по неизменному маршруту: от входа в убежище, вокруг холма, под которым оно находилось, и обратно. Ахмет Заиров не кривил душой, когда утверждал, что заботится о здоровье партнера. Помещение, выделенное Бабичу, было не лишено комфорта, регулярные инъекции героина производила хорошенькая медсестричка, не скрывавшая, что в ее обязанности входят и более деликатные услуги. Но секс абсолютно не интересовал Бабича. После памятной штормовой ночи на яхте ему даже думать на эту тему было противно.
Героин – другое дело. Бабич провел языком по пересохшим губам, прикидывая, как долго ждать укола. Его сознание раздваивалось. Одна часть ужасалась столь стремительного привыкания к наркотику, а другая жаждала очередной дозы и ничего больше. Все дело в химическом составе героина, как любезно пояснил Заиров вчера за обедом. Два-три сеанса – и ты на игле. Очень способствует развитию бизнеса, не так ли?
С этим трудно было не согласиться. Когда воздействие героина заканчивалось, Бабич места себе не находил в ожидании медсестры. В эти моменты отрезвления он понимал, что его песенка спета. Его интеллект, его воля разрушались с каждым новым уколом. Пройдет не так много времени, и он потеряет человеческий облик, готовый на все ради заветной дозы. Пока что он нужен Заирову, поскольку один имеет доступ к финансам, хранящимся в различных банках. А через неделю, через месяц? Обретя над Бабичем полную власть, так называемый партнер перекачает деньги на свои счета, и их дальнейшие деловые отношения потеряют всяческий смысл.
Гортанный голос часового вывел Бабича из задумчивости:
– Пора домой.
Возвращение к реальности было ничем не лучше горестных размышлений. Машинально обратив взгляд к небу, Бабич увидел над собой не голубое небо, а маскировочную сеть, растянутую над входом в бункер. Прежде чем массивная бронированная дверь, ведущая в бетонные недра, распахнулась, Бабича и его охранника долго рассматривали через систему наружного слежения. Глаз видеокамеры не только нацелился на стоящих внизу людей, но и прошелся по окрестностям, проверяя, нет ли поблизости посторонних.
Наконец, зажужжал механизм, открывающий запоры. Перед Бабичем возник черный зев бункера и ступени, ведущие вниз. Путешествие к центру земли, сказал он себе, спускаясь.
Лестница вывела его к следующей двери, возле которой следовало нажать кнопку вызова и представиться. Перешагнув порог, Бабич собирался продолжить спуск, но был остановлен фамильярным окриком охранника:
– Эй, тебе не туда. К Заирову иди, вызывает.
– Но у меня процедуры, – забеспокоился Бабич.
– Знаем мы твои процедуры, – захохотал пожилой чеченец, карауливший дверь с потертым автоматом и рацией на груди. – Я уколов не боюсь, если надо, уколюсь, да?
– В заднее место, – подхватил шутку юноша, сопровождавший Бабича.
Требовать уважения к своей персоне было бесполезно. Все боевики были осведомлены о том, что пришлось пережить Бабичу на яхте, и смотрели на него с веселым презрением. Никакого сочувствия к чужой беде. Дикий народ, грубый, жестокий и бессердечный.
Путь к личным апартаментам Заирова был неблизким. Стараясь не спотыкаться в тусклом свете редких люминесцентных светильников, Бабич засеменил по длинному коридору, протянувшемуся под землей до противоположного склона холма. Коридор был совершенно пуст, если не считать квадратной вентиляционной трубы, идущей параллельно полу. Окрашенная в такой же грязно-зеленый цвет, как стены, она была столь широка, что по ней можно было запросто прокатиться на велосипеде. Что касается десятков кабелей различного назначения, то они были упрятаны под откидными щитами, почти незаметными на полу.
«Да, в советские времена умели строить, – отметил про себя Бабич. – Но получать прибыли от прежних грандиозных сооружений научились лишь при капитализме. Дурак спину гнет, а умный денежки гребет».
Зал, который предстояло пересечь Бабичу, был огромен и мрачен. Справа высилось стеклянное панно с изображением карты юга Астраханской области. Собственно говоря, это была не карта, а контурные очертания берега, островов и части Каспийского моря, разбитые на квадраты.
Во время совместной прогулки Заиров пояснил Бабичу, что с другой стороны панно установлены лестницы и леса, наподобие строительных. Когда-то по ним круглосуточно ползали солдаты в наушниках. За каждым был закреплен какой-нибудь летающий объект, пересекший границы территории, контролируемой с командного пункта. Вооружась разноцветными стеклографами, солдаты вели каждый свою линию, повторяя маршруты самолетов. Офицеры, дежурившие в зале, видели не людей, а только линии: желтые, зеленые, синие и красные, в зависимости от характеристики объекта. Это называлось охраной воздушных рубежей Родины, и, надо признать, даже стая птиц не могла пролететь над границей СССР незамеченной. Но где этот Союз нерушимый республик свободных? Где могучая армия, внушавшая страх всему миру? Где войска ПВО, державшие под контролем каждый метр границы?
Теперь в полутемном зале хозяйничали бородатые чеченцы, стоящие на страже не какой-то там мифической Родины, а на страже интересов своего хозяина. Над столом, за которым они резались в карты, клубился сизый сигаретный дым, с экрана маленького телевизора проникновенно вещал политический обозреватель, кажется, пугал зрителей «Аль Каидой», распустившей щупальца по всему свету.
Повернувшиеся на звук шагов боевики уставились на Бабича с таким вожделением, словно он был голой стриптизершей. Провожаемый их скабрезными шуточками, он ускорил шаг и стал подниматься по лестнице, сваренной из рифленых металлических листов, громыхающих под ногами.
На верхней площадке торчал молодой парень в камуфляже и лихо заломленном берете, держа в руках взведенный автомат. Проходя мимо него, Бабич покосился на ряд стальных дверей, за которыми денно и нощно трудились люди в белых халатах, шапочках и респираторах. Там светили яркие, точно в операционной, светильники и стояли длинные столы для фасовки белого порошка, не менее ценного, чем алмазная крошка. В коридоре слышался мерный гул механизмов и аппаратуры, обеспечивающих жизнедеятельность бункера. Работы в подземной лаборатории шли полным ходом.
Приблизившись к нужной двери, Бабич нажал кнопку звонка. Внутри отрывисто звякнуло. За дверью, расплющив нос о стекло окошка, возникла физиономия одного из личных телохранителей Заирова. Осклабившись, он отодвинул засов и впустил посетителя в крохотный тамбур.
Следующая дверь открылась беспрепятственно, как только Бабич помахал рукой в объектив видеокамеры. Шагнув внутрь, он невольно зажмурился от обилия света и стал похож на придворного, ослепленного великолепием царских покоев.
