тому времени вивисекция неродившихся детей прочно войдет в медицинскую практику России. Если вовремя не выкорчевать ядовитое растение с корнем, то оно даст не только плоды, но и семена, а семена – все новые и новые кровавые ростки. Смириться с этим?»
– Нет, – отрезал Бондарь.
– Пресытился, – заключила Морталюк, легонько водя пальцем по его животу. – Зазнался. Почувствовал свою власть надо мной.
– Мне не нужна власть, Марго.
– А что тебе нужно?
– Хотя бы иллюзия свободы, – сказал Бондарь. – Мне надоело торчать в четырех стенах. Хочу дышать свежим воздухом, хочу гулять, когда вздумается и сколько вздумается. А еще хочу, чтобы мне вернули пистолет. И телефон.
– Телефон? – усмехнулась Морталюк. – Тот самый, из которого ты вытащил чип-карту? Кому мы собрались звонить? Начальникам на Лубянку? Или царице Тамаре?
«На Лубянку, – мысленно ответил Бондарь. – Эх, мне бы сделать только один звонок! Сообщить Роднину свои координаты, известить его о том, что затевается на Лунной Поляне».
– Важен принцип, – произнес Бондарь вслух. – Я должен знать, что мне доверяют.
– Тебе доверяют, – сказала Морталюк.
– Что-то незаметно.
– Потерпи немного.
– Сколько?
– Пару дней. От силы – неделю.
– Что изменится потом? – полюбопытствовал Бондарь, адресуя вопрос скорее потолку, чем Морталюк.
Она хихикнула:
– Все. Завтра мы с тобой ложимся в клинику. Вместе, Женя. Ты относительно молод, но обновить кое- какие органы тебе не мешает.
Виски Бондаря сжало невидимыми тисками.
– Завтра? – уточнил он. – Почему не сегодня?
– Сегодня праздник, – пояснила Морталюк. – Вернее, канун праздника.
– Какого?
– Ночью Рождество, Женя.
– А! Католическое… Будем принимать поздравления папы римского?
– Не только, – загадочно произнесла Морталюк, усаживаясь в свою излюбленную позу лотоса.
Бондарь привычно подивился тому обстоятельству, что на ее животе нет характерных складок, и привстал тоже:
– У тебя для меня сюрприз?
– Еще какой! – похвасталась Морталюк.
– Не томи. – Бондарь заставил себя придвинуться поближе и дал волю рукам. – Что за сюрприз?
– Я бы сказала, но ты сейчас не сумеешь оценить по достоинству…
– Почему ты так считаешь?
– Ну как же! – воскликнула Морталюк с лукавой усмешкой. – У тебя ведь апатия. Ты устал. Тебе ничего не нужно.
– Смотря что за сюрприз ты приготовила.
– Если я скажу, ты обещаешь не строить из себя изнывающего от тоски невольника, хи-хи, чести?
«Вот до чего дожили, – подумал Бондарь. – Слово «честь» вызывает смех. Рефлекторный, как слюноотделение при виде баксов».
– Не буду, – равнодушно пообещал он.
– Хорошо, – произнесла Морталюк, сменив позу, чтобы погладить ногу любовника босой пяткой. – Надеюсь, ты знаешь, что такое Рождество Христово?
– Догадываюсь, – буркнул Бондарь.
– Я решила, что будет символично, если первую операцию проведут завтра утром. Такое своеобразное рождение…
– Не понимаю…
Врал Бондарь. Кривил душой. Все он уже понял. Мгновенно.
– Думай, Женя, думай, – хихикнула Морталюк.
– Ничего путного не приходит в голову.
– Беда с этими бывшими чекистами. Никакого воображения!
– Да ну его на хрен, воображение. Мы люди простые. Нам реалии подавай.
Бондарь представил себе окровавленные руки хирурга, извлекающие на свет божий скрюченную кроху.
Бондарю стоило огромных усилий не ударить трущуюся об него тварь, которой по недоразумению был дарован человеческий облик.
– Так что за сюрприз? – спросил он, отвернувшись якобы в поисках сигарет.
– Мы проведем рождественскую ночь вместе, а завтра родимся заново, Женя, – мурлыкала Морталюк, перебирая жесткие волосы Бондаря. – Утром вертолет доставит священника, который нас обвенчает. Начало медового месяца будет скучноватым – мы проведем его на больничных койках, под присмотром врачей. Но зато потом – свадебное путешествие. Весь мир к нашим услугам. – Морталюк всем телом навалилась на спину Бондаря, давая понять, что ей не терпится перейти от слов к делу. – Где бы ты хотел побывать? Выбор за тобой, Женя.
Закурив, Бондарь встал с кровати и посмотрел на Морталюк сверху вниз. Она застыла на коленях – исчадие ада в молитвенной позе. Ее холеное тело конвульсивно подрагивало.
– Так не пойдет, – заявил Бондарь. – Ты все решила за меня.
– Значит, ты против? – процедила Морталюк, игривый блеск в глазах которой сменился тусклым выражением просыпающейся злобы.
– Я не сказал «нет», – возразил он.
– Ты не сказал «да»!
– Послушай, Марго. – Хотя на лице Бондаря отразилась мучительная внутренняя борьба, он уже принял решение и приступил к осуществлению своего плана. – Ты женщина, а я мужчина. Мне не нравится, когда мной помыкают. Ничего не могу с собой поделать. – Бондарь развел руками. – Мне нужна хотя бы видимость самостоятельности. Иллюзия.
– Пожалуйста, – заулыбалась успокоившаяся Морталюк. – Сколько угодно иллюзий. Повтори все, что я только что сказала, и спроси моего согласия. Устраивает?
– Нет, – ответил Бондарь, гася сигарету. – Вели отвести меня в мою комнату. Эту ночь я проведу один.
– С какой стати?
– Во-первых, я не собираюсь праздновать католическое Рождество. Во-вторых, я должен подумать. – Голос Бондаря приобрел задушевную интонацию. – Пойми меня правильно, Марго. Ты не та женщина, которую я хотел бы обманывать…
– Я не допущу, чтобы меня обманывали, – вставила Морталюк, поднимаясь с кровати.
– Погоди, – Бондарь положил ей руку на плечо. – Сначала выслушай до конца. Брак – это не шуточки. Такие дела с бухты-барахты не делаются. Я хорошенько подумаю, а утром отвечу.
– Вот как! А мне казалось, что между нами все уже решено.
– Почти.
– Если ты хотел меня оскорбить, то можешь быть доволен: ты своего добился. – Маргарита выставила палец и ткнула им в грудь Бондаря. – Тебя отведут в твою комнату. Но думать будешь не только ты один…
– Марго!
