вчера, и попа у нее была еще совсем белая. Довольно красивая, кстати.

Дорофеев удивился, что смотрит на нее как будто через стекло. Как будто это посторонняя тетка с голой белой попой.

Жена, — подумал Дорофеев. — Женщина. Жребий. Жизнь.

Он удивился, что всё получается на букву «ж». И продолжал в уме:

Жара. Жалюзи. Жуть.

— Полотенце взял? — спросила жена, обернувшись. Дорофеев кивнул и вдруг вспомнил три вещи. Он знает турецкий язык: окончил МГИМО. Он отлично ныряет: первый разряд по плаванию. В детстве делали операцию по поводу фимоза: отрезали крайнюю плоть. Все сходилось.

Поэтому он сильно нырнул и поплыл от берега.

Вынырнул далеко-далеко, у маленького острова.

Выбрался на берег. Лег на камни. К нему подошел мальчик. Дорофеев по-турецки попросил воды. Мальчик принес глиняную чашку. Мальчик был слабоумный. Он жил на этом острове с глухонемой бабкой и слепым дедом. Мать у него умерла, а отец утонул. Мальчик решил, что Дорофеев — это его отец, который выплыл. Дорофеев остался жить с ними. Он ловил рыбу и жарил на костре, на черной шершавой сковороде. Доил козу и делал сыр. Отжимал масло из оливок. Сидел на берегу, босой, худой и бородатый, и медленно думал на букву «ж»:

Жажда. Жалость. Желтизна.

Мысли жужжали, как шмели. Потом улетали, и в голове оставалась волшебная пустота старого винного кувшина, древней амфоры.

Дорофеев запрокидывал голову и глядел в небеса. Синие и глянцевые, как на рекламном плакате в офисе турфирмы.

— Ну что, берем? — спросила его жена. — Давай решайся, хорошие ведь путевки. И недорого вроде.

— А? — очнулся Дорофеев. — Нет, нет. Лучше в Египет.

Татьяна Павловна и Казимир Янович

демонстрация протеста…

— Чем они нас кормят? — сказала Ильина. — Разве это обед? А вчера Остапчук всю ночь звала медсестру, и никто не подошел. Возмутительно.

— Государство о нас бесплатно заботится, — сказал Стецкий. — Благодарить надо, а не возмущаться.

Разговор шел в столовой дома-интерната для престарелых.

— Государство? — чуть не задохнулась Ильина. — Бесплатно? Мы своим трудом создали и оплатили это государство! Надо протестовать! И мы будем протестовать!

— Ну-ну, — хмыкнул Стецкий. — Не надоело?

Татьяна Павловна Ильина была ветераном правозащитного движения, а Казимир Янович Стецкий — ветераном ОМОНа. Хотя на площадях они не встречались, отношения между ними были понятно какие.

Поэтому, когда Ильина договорилась со старухами, что они соберутся в холле, обсудят ситуацию и составят коллективное письмо, Стецкий устроил в этом самом холле чемпионат по шашкам. И так все время. Стоило Ильиной затеять собрание — тут же Стецкий выскакивал с викториной или концертом.

Через месяц директор встретил в коридоре Стецкого на коляске и сказал, что Ильина в пятницу устраивает большую акцию протеста. С плакатами.

— Знаю-знаю! — сказал Стецкий. — Разведка работает! А у нас как раз будет репетиция хора ветеранов! А?

— Бэ! — сказал директор. — Не вздумайте мешать! Ясно?

Стецкий удивился. Но всё стало ясно в субботу, когда к интернату подъехали красивые машины и директор стал водить областное начальство по ободранным коридорам и жаловаться на нехватку средств. Он показал начальству старух с плакатиками «требуем губернатора!» «погибаем без лекарств!» «голодаем, как в войну!».

Еще через полгода Стецкий перегородил директору дорогу своей коляской и спросил:

— Ну чего? Пробила губернатора Татьяна Павловна? Добавили финансов?

— Обещают, обещают, — вздохнул директор.

— А откуда у тебя новый джип? И новая заместительша? Она твоей жены сестра, я все знаю, разведка работает.

— В лежачее отделение хочешь? — спросил директор, оттолкнул коляску и пошел по своим делам.

Лежачее отделение — это был смертный приговор. Три недели, и умрешь от пролежней.

Ильина вроде что-то опять затеяла. Стецкий решил не мешать, а просто посмотреть.

Приехал в холл. Две старухи сидели на диване.

— Татьяна Павловна где? — спросил он.

— Уехала, — сказала старуха.

— Куда?

— Ночью увезли, — сказала другая, пряча глаза. — На «скорой помощи».

— Таня! — вдруг забился Казимир Янович в своей коляске. — Дура! Зачем ты?!

Выскочил директор:

— Чего орешь? Укольчик ему!

— Я протестую! — закричал Казимир Янович и своим слабым шишковатым кулаком ударил директора.

Запрокинул голову и увидел площадь, дождь, толпу, рваные бумажные плакаты, а он тащит Татьяну Павловну к милицейскому автобусу. Он молодой, злой и сильный, она молодая, злая и красивая, он втаскивает ее в узкие двери, она раскидывает руки, и он случайно касается губами ее лица, и дождь шумит так, что больше ничего не слышно.

Имя-отчество

там, за облаками

У Саши Мятликова все знакомые девочки сначала были Леночки и Танечки. Это понятно, потому что сначала он знакомился с девочками в детском саду.

Потом девочки стали по фамилиям: Соколова, Шапошникова, Лазурская, Гурко, Топорнина и Шмидт; это уже в школе.

На первом курсе института были Антонова и Ткачик, но дальше пошли Настя, Люба и Света. И Лена с Машей.

На работе они вдруг стали зваться полными именами. Наталья позвонила и сказала, что Лариса видела его в кафе с Катериной. Ну и что? Не хочешь — не надо. Поэтому он уехал отдыхать с Татьяной и чуть не женился на Галине.

Потом у женщин стали появляться отчества: Елизавета Николаевна, Ольга Петровна, Ирина Леонидовна.

Естественный процесс, увы.

Добавить отзыв
ВСЕ ОТЗЫВЫ О КНИГЕ В ИЗБРАННОЕ

0

Вы можете отметить интересные вам фрагменты текста, которые будут доступны по уникальной ссылке в адресной строке браузера.

Отметить Добавить цитату
×