?
ПАН БЕРБЕЛЕК
Пан Бербелек надевает этхерные доспехи. Подходящего размера не было, лунным демиург осам ураноизы пришлось их выковать и подстроить специально по мерке пана Бербелека. На спине, под лопатками, на междуэтхерных костях были закрепленыикаросовые бутоны; стратегос чудом не сгибается под их тяжестью. Между бутонами слуги подвешивают кольчугу со Сколиоксифосом, при каждом движении рукоять трется об уже разогнанную внешнюю границу доспеха. Теперь еще круговицы, кругошлем; пан Бербелек поправляет под ним движениями бровей и губ белую маску аэромата — два шага по эластичному языку, выдвинутому из раскрытой настежь головы межзвездной моли, и он сходит на самый краешек космической бездны.
Перед ним, под ним, над ним, куда не бросишь взгляд на темное звездное пространство — битва в разгаре. Седьмой час резни в небесных сферах, от неустанного грохота сотрясается даже «Мамерута», у всех уши залеплены воском и общаются жестами; разрывающая череп какофония несется через этхер, может показаться, что дрожит сама сфера неподвижных звезд. «Мамерута» идет наискось через огонь сражения, горят рваные крылья, скрежещет и стонет кружащая конструкция, сложно удержать равновесие на гладком языке. Астролог Лабиринта в последний раз указывает азимутальные звезды, пан Бербелек поднимает руку, доулосы дергают за боковые пыросети, язык начинает вибрировать, волна жара от близкого пыровника возмущает обороты моли, кто-то выпадает из ее головы, панический вопль теряется в грохоте битвы… Пан Бербелек прыгает в бездну.
Падает. Напрягает морфо-чувствительные кости икаросов, ураноизовые микромакины меняют орбиты тяг, и крылья тут же начинают разворачиваться-расцветать, раз, два, четыре, восемь, шестнадцать, тридцать две плоскости ажурной тени раскрываются за ним из мастерски сложенных бутонов, с каждой секундой — все быстрее. Через двадцать секунд он распростерся уже чуть ли не на половину стадиона; падение к центру мира, к невидимой Земле задерживается. Посредством деликатных напряжений морфы он станет теперь управлять углом наклона крыльев, выхватывая ураноизу только из тех эпициклов, которые понесут его к избранной цели.
Цель — он не спускает ее с глаз. Несколькими минутами ранее туда направились два эннеона Гиерокхариса, очищая дорогу для пана Бербелека, во всяком случае, ту ее часть, которую могли очистить; вместе с ними, под штандартом внука Госпожи, в бой отправилась Аурелия Кржос. Икаросы не одинаково темные: если хорошенько присмотреться, можно заметить тонкие узоры, вытравленные в крыльях, симметрические узлы жил алкимии аэра и Ге — различные для различных отрядов Всадников Огня. Пан Бербелек высматривает рытеров Гиерокхариса. Ага, вон там. Он проверяет положение созвездий, определяющих путь к вычисленному астрологами сердцу Искривления. Там. Он напрягает икаросы. Изменение направление полета определяет изменение высоты и громкости звука, с которым космический этхер сталкивается с этхером доспехов — самые лучшие навигаторы плывут с закрытыми глазами, вслушиваясь лишь в музыку небесных сфер.
Слева, над плечом пана Бербелека висит горящий Юпитер. Планета с размерами в половину Луны, с этого расстояния громадная словно африканское Солнце, горит уже пять часов. В нее попал рикошет исключительно мощного пыровника, из-за него на ее поверхности взорвались алкимические трансмутации, постепенно охватывая короной пурпурного огня весь Юпитер — от полюса до полюса. Этого астромеканики Госпожи не предвидели; Юпитер — это спутавшийся узел этхеро-гидоровых и этхеро-гесных цефер, никто не мог предполагать, что это все загорится. Теперь за ним тянется искривившийся хвост пламени, длиной в тысячи стадионов. Астромеканики Лабиринта явно открыли сейчас причину происхождения комет. Жар Юпитера распространяется сквозь этхер скорыми волнами, от которых икаросы морщатся и жухнут. В этих сферах и так крайне мало архе аэра, небольшой аэромат надувает сейчас в ноздри пана Бербелека едкую смесь бедных воздухом цефер.
Битва идет на пространстве сотен стадионов, так что не видна смерть отдельных солдат и разрушение каждого отдельного судна, не видны даже сами столкновения — только их промежуточные результаты. Когда сквозь этхер бьет пыровник, на мгновение цвета всего окружающего становятся обратными себе, и горячая белизна поражает зеницы. После этого приходит грохот и удар сухого пыра, сбивающий гыппырои с их эпициклов и ломающий скелеты икаросов. Астромеканики ведут обстрел вдоль границ аур кратистосов, с внешних сторон — вовнутрь захлопнувшегося Цветка. Правда, иногда математики неба ошибаются в своих подсчетах, а может это адинатосы искривляют в собственной морфе траекторию Огня, и звездная молния пробивает пространство битвы навылет, поражая людей, ведущих наступление с противоположной стороны. Сразу же перед тем, как покинуть «Мамеруту», до пана Бербелека дошло известие, что именно таким образом был поражен корабль, несущий Свято вида, вся армия кратистоса стала добычей адинатосов — пан Бербелек на мгновение обращает взгляд на созвездие Быка — именно там должны на место Свято вида войти соседствующие Силы: Короля Бурь и К’Азура. Если кто считал, будто бы удачное замыкание Цветка означает викторию, тот ошибался: если арретесовый кратистос не погибнет, подобный глубокий прорыв человеческих кратистосов в его морфу может закончиться превращением Лунного Флота во Второй Арретесовый Флот.
Тем временем, цветок замкнут уже настолько плотно, что короны кратистосов находят одна на другую, проникая в себя. Некоторые отступают, чтобы не сражаться один против другого. Курс «Мамеруты» был избран таким образом, чтобы пан Бербелек влетел в центр Арретосового Флота под антосом Госпожи.
Цветок захлопнулся так плотно, что пан Бербелек может невооруженным глазом видеть флот адинатосов, и он уже не представляется всего лишь волокнистым клубком теней на фоне звезд. С момента загорания Юпитера, пространство битвы залито шершавым, ржаво-кровавым сиянием; каждый объект обладает двумя формами: до-юпитерианской, в которой мерцает всеми оттенками багрянца; и после- юпитерианской, в которой плавится в темную массу без четких краев.
Пан Бербелек планирует в пасть карминового левиафана, левое крыло пламенно горит, правое крыло — в тени.
Флот Искривления в Форме Иллеи Коллотропийской проявляется в виде лавы геометрических китов, величиной в множество стадионов звездных рыб с округлыми челюстями из разогнанной ураноизы. Киты плюются из-под мозаичных жаберных щелей спиралями пыра, которые сжигают пикирующих на чудища гыппырои; рытеры же распарывают их брюха из магмы, делая разрезы в соответствии с параллельными эпициклами. Та же самая часть Искривленного Флота, когда проходила через антос Маузалемы, явился глазам экипажа «Мамеруты» хрустальным лесом-городом со структурой, соответствующей капиллярным линиям Маузалемы. А перед тем это был рой космических ифритов. Еще ранее — его вообще нельзя было описать.
Двадцать, восемнадцать, семнадцать стадионов, воронка звездно-рыбьей пасти нарастает перед паном Бербелеком. Понятное дело, что это всего лишь поверхность Искривления, так выглядит то, что вообще выглядит. Но пану Бербелеку необходимо добраться до самой средины. Здесь Госпожа проникла глубже всего, здесь Всадники Огня ударили самым широким клином. Убитые адинатосы (и вообще, адинатосы ли это? Может, их корабли? Были ли они убиты или только выпихнуты из агрессивной морфы?) спадают с юпитерианских эпициклов в нижние сферы. Пан Бербелек пролетает мимо тромбов подвергнутой пытке Материи, ни живой, ни неживой, ни человеческой ни нечеловеческой. А вот от гыппырои он не найдет даже трупов, убитые рытеры пыра моментально сгорают, превращаясь в облака пепла. Пан Бербелек размышляет над тем, какие из бесчисленных, секундных вспышек, пронзающих точками темноту высокого неба, означают смерть Всадника. От рытеров остаются черные крылья, тут же подхвачиваемые мчащимся этхером, и расстроенные, распадающиеся доспехи.
Один раз ему кажется, что сквозь грохот сражения и визг рассекаемой ураноизы слышит он крик гыппыреса, поворачивает голову в ту сторону — бескрылый язык пламени в форме человека спадает в Сколиозу — тррреск! — ближайший пыровник прожигает черно-алое небо — когда темнота возвращается, пан Бербелек уже не уверен, видел ли он что-либо.
Семь, шесть, пять стадионов; здесь гыппырои Гиерокхариса разогнали стаю трехосных акул, теперь на этих орбитах повисли тучи спиральных зубов из цефер всяческих стихий. Пан Бербелек пробивается сквозь облака свободных клыков с хрустом, от которого волосы становятся дыбом и слезятся глаза под
