всю последующую жизнь. Нельзя начинать жизнь с провала. Это азбучная истина. Закон Бойля-Мариотта. Или нет – подлости.
Мысленно я вновь и вновь возвращалась к началу эпопеи. Если быть честной перед собой, надо признать: в Иваново меня отправило не стремление найти и обезвредить страшное животное, меня гнал к цели другой побудительный мотив. В Питере моего возвращения ждал Олег Зимин, его пылающая душа исстрадалась в разлуке. Она грустила в пронзительном одиночестве. Но мне не хотелось признаваться в этом, изначально я лгала самой себе, что меня побуждал к действию исключительно журналистский кураж. Но нет – это любовь подгоняла меня тычками и пинками, вынуждая выкручиваться и ловчить вопреки моим правилам и принципам.
Я не боялась начинать жизнь с ошибки. Ведь это моя жизнь. Когда-нибудь я все исправлю, склею, скрашу темные пятна яркими красками. И через десятилетия первая ошибка может превратиться в великую победу. Я потрясла головой, возвращая себя в реальность. Но реальность не спешила ко мне. Вспомнились школьные годы. В нашем классе учился отъявленный второгодник Ванька Мельников. Его мозг не был приспособлен к учебе. При этом Ванька не считал себя полным идиотом, Мельников каждый день приходил в школу с одной целью: довести очередного учителя до истерики. Однажды он достал нашего физика до настоящего инсульта. Ванька, отвечая на вопрос учителя, вполне уверенно заявил, что закон Бойля- Мариотта придумали муж с женой от нечего делать, дескать, великая скука заставила супругов придумать зловредный закон, чтобы впоследствии им забивали детские непорочные головы.
– Какие еще муж с женой? – побелел от ужаса несчастный физик.
– А вы что, Владимир Владимирович, не знаете, что этот закон придумал ученый Мариотт и жена его Бойля? Ну как же так? – с укором в голосе произнес Ваня Мельников.
Именно тогда Владимир Владимирович не выдержал. Он вышел, нет, не вышел, учитель выбежал из класса. Его не было в школе целых три недели. А Ванька горделиво хвастался, что довел учителя физики до кондрашки. Владимир Владимирович после болезни наотрез отказался от нашего класса. С того дня я использую знаменитый закон в качестве железного аргумента. Закон Бойля-Мариотта – надежный постамент для всех одиозных принципов и установок.
Нещадно трещала голова, в ней прерывисто вспыхивали искры, зажигались мириады звездочек. «Наверное, простудилась в поезде», – подумала я. Усилием воли я вернула сознание в террариум. Здесь все оставалось по-прежнему, ничто не изменилось во время моей прогулки в прошлое. Злобно и жутко шипели змеи, плохо пахло сгнившими водорослями, а в дальнем углу тускло и слабо светилась единственная лампочка.
– Да нашли вроде, потом опять потеряли, несчастного крокодила где-то прячут и не хотят отдавать в цирк, – парень укоризненно покрутил тонкой шеей.
Мне показалось, что его маленькая голова вертится во все стороны, на все триста шестьдесят градусов. Маковка, а не голова. Интересно, а у него девушка есть? Вряд ли. Была бы девушка, не сидел бы парень взаперти в компании с гремучими змеями.
– А где прячут? – сказала я и подступила ближе, чтобы заглянуть ему в глаза.
Черные, пустые глазницы взглянули на меня, и мое сердце едва не остановилось. Это из-за темноты. У него же нормальные глаза. Это место здесь такое. Инфернальное.
– Знал бы прикуп, жил бы в Сочи, за крокодила вознаграждение обещано, местный предприниматель пятьдесят тысяч рублей пообещал, если найдут сорванца, – засмеялся мой собеседник.
В этом гадком заведении любой смех звучал набатом. Здесь можно было лишь шипеть и шептать, все иные звуки вызывали у гадов волнение и беспокойство. Я мигом вылетела из сарая на воздух. Обед вылетел следом за мной. Я вытерла лицо и руки влажной салфеткой, искоса поглядывая на дверь. Паренек стоял, прислонившись к притолоке, сунув руки в карманы. В сумерках его лицо казалось белым узким пятном.
– Директор цирка знает, кто украл крокодила, но не хочет выдавать человека ментам. Это же кража, а за кражу посадить могут, сто пудов, – сказал он, используя молодежный сленг.
– Может, он сам его стырил? – сказала я, пытаясь подстроиться под тон паренька.
Уж очень хотелось его очаровать. С макияжем да в платье от Диора любая дура кого угодно обворожит. Хоть олигарха, хоть змеиного сторожа. И ума много не надо. Пусть девушки попробуют пококетничать в экстремальных условиях. В особенности на пустой и вывернутый наизнанку желудок.
– Нет-нет, директор цирка – отличный мужик, честный, порядочный, ему крокодил для номера нужен, чтобы публика на представления ходила, – возроптал парень, всеми своими слабыми силами он старался отмыть подмоченную репутацию директора цирка.
Вот всегда так – ворон ворону глаз не выклюет. Мужчина мужчину не сдаст. Не то что мы, женщины. Каждая стремится наступить на больную мозоль самой любимой подруге. Во рту у меня открылось змеиное заведение, такое же неприятное и неприютное. Хотелось умыться и вычистить зубы. К тому же мне уже надоело разыгрывать из себя охотницу за экстремальными приключениями.
– А гостиницы у вас есть? – сказала я, уныло оглядываясь по сторонам.
Трудно будет выбираться с окраины в город в кромешной темноте.
– С гостиницами у нас беда, – радостно сообщил юноша.
Мне и вовсе стало грустно. Нашел чему радоваться, мне же ночевать негде. И цирк по ночам не работает. Не у змей же просить приюта! А где здесь можно переночевать? Только у родных «сестер» в клетке. Может, потеснить близкую родню? Я вздрогнула от судороги. Даже мысленно шутить невозможно, все внутренности переворачивает от непереносимого ужаса.
– А мне бы на одну ночь, – самонадеянно ляпнула я.
Несмотря на непреодолимые трудности, во мне жила твердая уверенность, что я справлюсь с заданием за сутки. Больше одной ночи мне в Иванове не выдержать. Любовь – атомный стимул. Она кого угодно способна отправить на эшафот. Или на гору Фавор. Это кому как повезет. Даже директор Всемирного банка недавно погорел из-за любви. Несколько лет назад он пригрел на своей мужественной груди красавицу-ливийку. Они вместе работали, в одном Всемирном банке. И она, лежа на его груди, потребовала от директора высокого оклада. Влюбленный директор вмиг состряпал эту штуку, отвалил ей деньжищ сколько пожелала. А недремлющий глаз сослуживцев тут же заподозрил неладное. И вскоре «глаз» выяснил, что якобы неподкупный директор состоит в любовной связи с капризной и алчной сотрудницей. Любвеобильному начальству пригрозили отставкой. Он перепугался до смерти. Теперь оправдывается и божится на весь мир, что больше никогда не притронется к казенной копеечке. И ни в кого больше не влюбится. Кажется, ему никто не поверил. Поэтому директор трусит и переживает, что его все-таки отправят на пенсию из-за безумной любви. А мне его жаль. Наверное, он нечаянно приоткрыл свою душу ливийке, она туда ловко пробралась и воспользовалась своим мастерством для личного обогащения. Плутовка променяла любовь на деньги. И опять я думала не о том: вместо того чтобы искать ночлег, размышляла о превратностях международной любви. И ведь знаю, почему мои мысли крутятся вокруг скандальной парочки из Всемирного банка. Потому что Зимин тоже солидный мужчина. Ему уже сорок лет. Мне еще двадцать пять. Но я же не буду клянчить высокую зарплату, лежа на эротичной груди Зимина. Я и сама могу заработать большие деньги. Вот стану богатой и независимой. И тогда... На самом интересном месте меня прервали.
– Ну это, можно подумать, за определенную плату, – загадочным тоном откликнулся сторож, – я сейчас сарай закрою, сдам моих драгоценных змеек на сигнализацию и отвезу вас в город. Что-нибудь придумаем.
От его многообещающего «что-нибудь придумаем» у меня больно засосало под ложечкой. Рядом со мной стоял незнакомый парень, странный и непонятный, я находилась в незнакомой местности, в чужом городе. Что будет со мной завтра? От страха я едва не заплакала, но сдержалась. Надо быть смелее, строже, и тогда все напасти обойдут меня стороной. Когда беда чувствует силу, она мгновенно сдается, покидая поле битвы без боя, без сопротивления и добровольно уходит прочь с поднятыми вверх руками. Я даже озябла от собственной решимости. Кругом темно, тихо, будто весь мир уснул, лишь одна я собиралась бороться с житейскими напастями. Прямо здесь и сейчас, на ночь глядя.
– А как вас зовут? – крикнула я в темноту.
– Вовик, – послышалось рядом.
И вновь я вздрогнула от неожиданности. Оказывается, мой невольный рыцарь находился неподалеку. Он уже закрыл двери на висячие амбарные замки и, потрясая связкой ключей, подошел к машине. В его
