– Так как же все-таки ты попал к миссионерам? – продолжал допытываться Брук.
– Мы с матерью убежали,– неохотно ответил миссионер,– но по дороге у самой реки они настигли нас. Мать схватили, а я бросился в воду и поплыл. Как раз мимо проходил корабль. Меня вытащили и взяли с собой.
– А чего ты снова едешь туда? – все расспрашивал Брук.
– Я узнал теперь высшую правду, и моя обязанность – нести ее моим братьям,– сказал Саку и возвел глаза к небу.
«Смотри ты,– подумал Скотт,– говорит совсем как наши попы». Брук засмеялся:
– Нужна им ваша правда! Да разве это люди, если они до сих пор едят друг друга! Сейчас, пожалуй, не осталось ни одного такого уголка на свете, где бы жили людоеды, кроме этого проклятого острова.
– Вот потому-то мы и должны идти туда и нести свет слова Христова, чтобы они не были такими,– сказал миссионер, опустив голову.– Значит, в другие уголки свет уже дошел, а сюда еще нет.
– Какой там свет,– махнул рукой Брук,– когда в них простого человеческого чувства нет. Их, может быть, и вообще нельзя сделать людьми.
– Все люди одинаковы,– спокойно ответил миссионер,– только по-разному воспитаны. Все люди братья, и все они равны перед богом.
Скотт усмехнулся, а Брук так и вскипел:
– Ну-ну, полегче! – сказал он.– Откуда ты взял, что эти людоеды братья нам?
Миссионер пристально посмотрел прямо в глаза Бруку и отчетливо проговорил:
– Ваши миссионеры научили меня этому.
Скотт и Кандараки отвернулись, словно разглядывая что-то на берегу, а Брук смущенно пробормотал:
– Да-да, конечно... перед богом, конечно..... Я только хотел сказать, что сейчас их нельзя сравнивать с нами. Да-да, конечно...
У Саку было нехорошо на душе. Он еще раз убедился, что белые, которые научили его считать всех людей братьями, сами и мысли об этом не могут допустить.
Тогда заговорил Кандараки:
– А вы подумали, что вам угрожает? Вы ведь теперь совсем чужой им, они вас не признают за своего. А если вы еще начнете толковать им о новой религии, все может случиться.
– На все воля божья,– вздохнул Саку,– а опасности подстерегают нас всегда и всюду. Не я первый и не я последний могу пострадать за Христа.
Наши «христиане» были изрядно удивлены, слыша такие слова из уст папуаса. Они давно уже были христианами только по крещению. Правда, от религии они не отказывались и считали себя добрыми сыновьями церкви, но слово Христова учения не доходило до них и не было, пожалуй, в их жизни случая, чтобы они поступили так, как велит «закон божий».
И вот теперь этот дикарь собирается нести их религию в жизнь, и даже похоже на то, что самих их хочет учить христианству.
– Дивны дела твои, господи,– прошептал Кандараки.
Под вечер встал вопрос, что делать: плыть ли дальше или остановиться на ночлег? Боцман и механик говорили, что им будет очень трудно вести катер без отдыха день и ночь. Но и стоять среди ночи на одном месте было небезопасно: в темноте могли подкрасться враги.
Решили ночью плыть, а привал сделать днем, тем более что река тут еще широкая и глубокая – можно плыть полным ходом и в темноте.
– А засветло отдохнем и можно будет сделать экскурсию куда-нибудь подальше от берега,– сказал Скотт.
Ночи вблизи экватора темные и долгие. И до самого рассвета рокотал мотор, тревожа окружающую тишину. Птицы срывались с деревьев и с криком разлетались в стороны. А туземцы в своих хижинах прислушивались к этому шуму и думали, что он сулит им что-то недоброе.
На другой день облик берегов сильно изменился. Они стали выше и суше; вместо непроходимой лесной чащи по обоим берегам раскинулись безлесные просторы, лишь кое-где виднелись небольшие группки деревьев. Деревень вдоль берега не было. Дело в том, что река служит тут проезжей дорогой. А жить у дороги в этих местах – дело не из приятных, особенно на открытом месте: могут заглянуть нежеланные гости. Лучше ютиться где-нибудь поодаль, под защитой деревьев, неприметно, чтобы ты все видел, а тебя – нет.
Река вела на северо-запад. Ландшафт менялся несколько раз. После высоких берегов снова пошли низкие, заросшие бамбуком. Тут подстрелили несколько диких уток и, выбрав место посуше и поудобнее, сделали привал. Это было очень кстати: ноги у всех затекли от неподвижного сидения.
Файлу принялся жарить уток, а Скотт, Брук, Кандараки и Хануби отошли немного в сторону от берега, чтобы поразмять ноги. Тут они заметили раскидистое, густое дерево с ярко-зелеными листьями.
– Хлебное дерево,– сказал Брук.– Нужно бы попробовать свеженького хлебца.
– Конечно,– сказал Скотт,– тем более что сухари нужно экономить: а вдруг не хватит?
Позвали Файлу. Он выбрал один плод весом за полпуда, отнес его к своей «кухне», разбил, извлек содержимое и «замесил тесто», из которого потом стал печь на сковороде лепешки. Каждый из нас непрочь бы попробовать такого хлеба, но едва ли кто-нибудь согласился бы вообще питаться им.
Немного дальше снова увидели необычное дерево, на ветвях которого висело много черных крупных плодов. Но только люди приблизились к нему, как вдруг «плоды» подняли крик и разлетелись в разные стороны.
