Ермолов слетел с вершины счастья, а Мамонов поднялся на эту вершину, которая называлась спальней императрицы. Подниматься приходилось не по горной крутой круче, а просто по невысокой винтовой лестнице.
На следующий день после отъезда Ермолова он уже занимал комнату фаворитов и все принадлежавшие им апартаменты.
Новый фаворит сразу начал вести себя вызывающе по отношению к выдвинувшему его Потемкину. Это было не очень благородно, но Мамонов оправдывался перед императрицей ревностью. Такое оправдание глубоко ее тронуло. Ревнует – следовательно, любит! Екатерина была обезоружена таким оправданием. Какой женщине может не нравиться, если ее ревнуют?
Она не только не останавливала дерзости Мамонова, но с восторгом наблюдала ссоры фаворитов за ее столом.
А Потемкин не мог поколебать положение Мамонова, этого огромного, сильного человека с каменным лицом.
Мамонов приобрел огромное влияние на внутреннюю и внешнюю политику. Екатерина рабски подчинялась его воле. Временами ей казалось, что она девочка. Мамонова она называла кандидатом в вице-канцлеры вместо графа Безбородко, который также был ее фаворитом. Екатерина все-таки очень колебалась. Она ценила ум Безбородко. По ее мнению, это был русский Вольтер. Он открыто восхищался Пугачевым.
– Не казнить его, матушка-государыня, надо было, а изумления сей простой яицкий казак весьма достоин, если бы он не был злодеем и бунтовщиком. Все это, до чего французские философы дошли путем долгих научных размышлений, этот мужик понял непостижимым образом, поставив равенство и свободу своими идеалами.
Екатерина, улыбаясь, слушала эти речи о маркизе де Пугачеве, как она называла казненного Емельяна, которому Безбородко не мог простить манифеста об уничтожении крепостного права. Он мечтал о разделе Польши и о новых польских душах.
Гетман Кирилл Разумовский был давно оставлен, благодаря своему бывшему помощнику. Свободная Малороссия узнала цепи рабства, и Безбородко получил сорок тысяч русских душ, о свободе которых он приехал хлопотать. У него были огромные соляные варницы в Крыму, и он имел неограниченное влияние на иностранную политику.
Безбородко решил, что не уступит Мамонову своего положения без борьбы. А Мамонов с каждым днем становился все сильнее и наглее. Понятовский узнал о его влиянии на Екатерину и прислал ему два высших польских ордена. У него уже был орден Александра Невского, осыпанный бриллиантами.
V. ПОСЛЕДНИЕ УВЛЕЧЕНИЯ ИМПЕРАТРИЦЫ
Императрица выразила желание посмотреть «на свое хозяйство», то есть покататься по России.
Петербург и Москва ей наскучили. Захотелось путешествовать. Помещики взволновались, власти также, фавориты решили, что императрица не должна видеть ничего такого, чтобы опечалить ее любвеобильное сердце.
Под страхом смертной казни и смерти под розгами было запрещено подавать ей жалобы на помещиков и рассказывать о притеснениях дворян и властей, жестоком обращении с крепостными рабами.
Императрица была словоохотлива. Она с удовольствием разговаривала при встречах и на прогулках с солдатами всякого звания и любопытно расспрашивала обо всем, что творилось в народе.
Фавориты боялись, хотя бояться им было нечего. Екатерина, давая дворянам право распоряжаться крестьянами как своим скотом, могла предвидеть, к чему это приведет. К тому же она читала Плутарха и знала, до каких жестокостей могут дойти люди, если дать им власть над себе подобными.
Поездку ее по царству превратили в увеселительную прогулку, повсюду ее встречали толпы нарядных крестьян с хлебом-солью, благодарили за милости, восхваляли свое житье и превозносили помещиков.
– Видите, им не нужна свобода, они прекрасно себя чувствуют и в рабском, скотском состоянии, – с благим презрением к этому забитому русскому народу говорила бывшая Ангальт-Цербстская принцесса сопровождавшим ее Потемкину и Мамонову.
Парни и девки водили хороводы, пели народные песни, а помещики тратили огромные состояния, чтобы достойно принять свою государыню и ее фаворитов.
Ехали через Москву, и особенно торжественную встречу устроил Екатерине в Кускове граф Петр Борисович Шереметьев.
Вся улица, которая вела из деревни во дворец, была превращена в сплошную триумфальную арку из цветов и тропических растений. Повсюду висели нарисованные крепостными живописцами аллегорические картины, прославлявшие императрицу…
Главный пруд был усеян флотилией нарядных лодок и судов. С берега гремели пушечные выстрелы.
Вдоль улиц были выстроены рядами крепостные графа, а девушки-невольницы в белых платьях осыпали цветами путь императрицы, которая весело раскланивалась направо и налево русскими поклонами и обворожительно улыбалась. Екатерина при дворе признавала только русские поясные поклоны, они ей нравились больше немецких реверансов.
Роскошный обед в доме графа стоил более пятидесяти тысяч рублей.
Вечером в театре состоялось представление – опера «Солостнитские фраки», теперь уже забытая, но во времена Екатерины очень модная. Затем следовал балет, приведший Екатерину в восхищение.
Играли крепостные артисты, и Екатерина допустила этих увеселявших ее рабов к своей руке, наградив их по окончании представления дорогими подарками. После театра граф поднес императрице и фаворитам голубей, обмотанных паклей, и пригласил их выйти в парк и выпустить птиц на волю. Испуганные голуби взвились вверх… В темноте ночи вдруг загорелись потешные огни с вензелями Екатерины. Это варварское, бесчеловечное развлечение очень понравилось императрице… Страшное было время, когда мучили людей и животных для своего удовольствия.
Потемкин в качестве крымского генерал-губернатора отправил бригадиру Синельчикову подробные
