коммерческие операции.
Через несколько дней его пригласил к себе Отто Крамер. Он сидел за большим столом, обитым коричневым сукном. Все шкафы и углы его кабинета были завалены образцами тканей, которые, видимо, давно не перебирались. Резко пахло залежалым тряпьем.
— Пора начинать оформление вашей поездки в Иран, — даже не поздоровавшись, начал Крамер. — Дайте ваши документы.
Илья положил на стол бумаги, которые достал безногий моряк.
Крамер долго и придирчиво рассматривал их и, словно без всякой цели, переспрашивал Илью то о годе рождения, который значился в документах, то об адресе. Видимо, Крамер остался доволен ответами. Он спрятал документы в сейф и сказал:
— Сегодня напишем от фирмы письмо о выдаче вам заграничного паспорта и представим все документы, а пока продолжайте знакомиться с конторскими делами. Не стесняясь, расспрашивайте ваших коллег, не обращайте внимания на их молчаливость. У вас месяц-полтора в запасе. За это время вы должны полностью войти в курс дела.
В июле 1938 года Илья выехал из Швейцарии в Иран через Германию, Польшу и СССР. В то время это был самый короткий путь. Надежда, что он увидит своих друзей, согревала его. Он мечтал, что его встретит Николай Федорович Авдеев.
Илья сидел у окна вагона. Мимо проплывали знакомые картины. А в памяти вставало минувшее: Баку, поездка вместе с Фридрихом Шульцем в Москву. Они прожили в Москве больше двух недель. Фридрих подробно рассказал Илье о своих родных, хотя многое тот уже знал. Внимательно просмотрели альбомы с семейными фотографиями Фридриха. Поздние фотографии убрали, оставили только ту, на которой он был снят еще грудным младенцем. Нашлась старая фотография Ильи. Ему тогда было десять лет. Он снялся на ступеньках коттеджа Шульцов. Эту фотографию вложили в альбом, который Илья должен был захватить с собой в Германию.
Прощание Ильи с Фридрихом было грустным. Они понимали, что не увидятся долго. Тут же в Москве Фридрих зарегистрировался с Ольгой, которую вызвал телеграммой, и они выехали в Новосибирск.
Вспомнился Николай Федорович Авдеев. Он был первым, с кем близко познакомился Илья в ОГПУ. Авдеев тепло встретил его. Он и представлял его руководящим работникам Центрального аппарата. Когда все пришли к единодушному мнению, что Светлов подходит для работы за границей, было принято решение направить его в Германию.
Потом Илья написал Гансу Шульцу письмо. Сообщил о смерти матери, согласился приехать к нему и послал свою фотокарточку. Фотографию настоящего Фридриха Шульц не имел и в лицо его не знал.
После этого началась подготовка. Это была серьезная и напряженная работа. За короткий срок Илья должен был получить ряд навыков и знаний, необходимых для нелегальной работы за границей.
Он пополнил свои сведения о Германии, о ее истории, искусстве, литературе, политической обстановке, знакомился с существующим там полицейским режимом, совершенствовал свои знания немецкого языка, учился пользоваться шифром, тайнописью, рацией, оружием, изучал приемы самбо и учился водить автомобиль.
С подготовкой Ильи торопились. Только что был урегулирован советско-китайский конфликт, спровоцированный империалистическими державами, чтобы развязать войну. Китайские милитаристы пытались захватить Китайско-Восточную железную дорогу, находившуюся под совместным советско- китайским управлением. Особая Дальневосточная армия отбросила с советской территории вторгшиеся отряды китайских милитаристов и русских белогвардейцев. Но международная обстановка оставалась напряженной. Усиливалась агрессивная политика Японии, намеревавшейся поработить страны Юго- Восточной Азии, Китай, Монголию и захватить территорию СССР вплоть до Урала. В Германии рвался к власти фашизм. Росла реальная угроза миру. В свете этих событий направление Ильи в Германию принимало особо актуальное значение.
Все испытания по своей подготовке Илья сдал хорошо. Чувство неуверенности сняло как рукой, и он выехал из Москвы гордый доверенным ему заданием.
С тех пор прошло восемь лет, но Илья не забыл Николая Федоровича. И сейчас, приближаясь к границе Родины, он очень хотел, чтобы первым советским человеком, который встретит его, был Авдеев.
На советско-польской границе, в Шепетовке, Илья пересел в поезд на Баку. Устроившись в двухместном купе, он подошел к окну и долго глядел, что делается на станции; на глаза набежали слезы — он был на родной земле. Открылась дверь купе, и Илья услышал голос Николая Федоровича:
— Илюша, здравствуй. Вот наконец мы встретились.
Илья кинулся навстречу Авдееву. Они обнялись.
Сели на диван, Илья внимательно посмотрел на Николая Федоровича. Он был совсем не таким, каким сохранился в памяти. Волевое суровое лицо Авдеева смягчала добродушная улыбка. Илья отнес эту перемену за счет того, что Авдеев был в штатском костюме, в нем Илья видел его впервые. Сейчас Авдеев не был похож на человека, жизнь которого полна опасностей, который ведет сложную, требующую большого напряжения работу. Его скорее всего можно было принять за научного работника.
Авдеев был старым чекистом. Он пришел в органы ОГПУ с большим жизненным опытом, закаленным в окопах гражданской войны. Знакомые подшучивали над ним, называя баловнем судьбы. На войне и чекистской работе Авдееву не однажды приходилось встречаться со смертью, но он чудом оставался жив. Война и работа, которая требовала порой суровых и беспощадных действий, не ожесточили его — Николай Федорович был добрым и покладистым человеком.
Он любил жену и трех своих сыновей и при случае рассказывал о смышленых мальчишках. У него было много друзей; нередко сослуживцы обращались к ному за советом не только по делам, многим он помогал наладить личную жизнь. На квартире у него всегда жил кто-нибудь из родственников или знакомых, приехавших в Москву издалека. Илье рассказывали, что один из сотрудников Авдеева женился и, не имея жилплощади, прожил у него два года.
— Где сейчас Фридрих Шульц и как он живет? — спросил Илья.
— Фридрих и Ольга в Новосибирске. Он инженер-конструктор, она экономист, работают на одном заводе. У них двое ребят. Вот забыл только — то ли две девочки, то ли мальчишки.
— Можно им написать?
— Конечно. Черкни хоть пару строк, им будет приятно, а то они довольствуются тем, что изредка пишу им о тебе я. Только учти — он не Шульц, а Краснов, при регистрации брака он принял фамилию Ольги. Ты сам понимаешь — почему.
— Из Баку обязательно напишу,
— Хочу обрадовать, Илюша. Ты награжден орденом Красной Звезды, тебе присвоили очередное звание — майор.
— Большое спасибо, Николай Федорович, — растроганно сказал Илья. — Передайте мою благодарность и скажите, что я все сделаю для Родины, для советских людей.
— Времени у нас мало. Давай-ка расскажи, что не поместилось в сообщении, а я запишу. — Авдеев достал блокнот и карандаш.
В дверь постучали. Переводчица, молодая девушка, покраснев, спросила по-английски, не хотят ли господа пассажиры чаю. Из-за ее спины выглядывал усатый проводник.
— Чаю пока не надо, скажите, чтобы нам дали шахматы, — ответил по-английски Авдеев.
Проводник принес шахматы.
Пристроив их на столике и положив рядом блокнот, Николай Федорович сказал:
— Теперь, если кто и зайдет в купе, увидит только, что мы играем в шахматы. Ну что ж, продолжай…
Они почти не выходили из купе. Переводчица высказала предположение, что пассажиры — шахматисты-профессионалы, они разыгрывают интересные партии. Николай Федорович был доволен. Беседуя с Ильей, он убедился, что перед ним человек, хорошо разбирающийся в людях, умеющий отличить факты от вымысла, существенное от несущественного, дать правильную оценку событиям. Это он чувствовал и раньше по сообщениям Ильи. Ему было приятно, что его воспитанник оказался толковым человеком.
