Бетти исполняла песню с декадентской сентиментальностью. Но мне она не понравилась. Тем не менее ее исполнение заслуживало лучшей аудитории, чем этот прокуренный зал. Когда она закончила, я захлопал в ладоши и заказал для нее еще одну выпивку.
Держа бокал в руке, она подсела к моему столику. Бетти была невысокой и имела безупречную фигуру. Ей было где-то между двадцатью и тридцатью.
— Вам нравится моя музыка, — заключила она и, наклонив голову, взглянула на меня исподлобья — уловка женщины, знающей цену своим глазам.
— Вам бы играть на Пятьдесят второй улице.
— Не думайте, что я там не выступала. Но вы, верно, там давно не были? По улицам ходят веселые парни.
— Их не так много. По всему видно, что то место стало похоже на церковь. Что за причина?
— Сигарета есть?
Я дал ей закурить. Она глубоко затянулась. У нее было лицо недовольного ребенка. Крылья носа, как у наркоманов, были бескровными и походили на снег.
— Я помню вас, — нагло соврал я. — Вы перенесли тяжелый удар, Бетти. Кстати, меня зовут Лью. Мне бы хотелось узнать ваше полное имя.
— Бетти Фрейли.
Она произнесла свое имя с оттенком сожаления, точно обводя его в траурную рамку. Похоже, оно очень много значило для нее. У Бетти был усталый вид.
— Да, мне нанесли двойной удар. Два года в камере и без рояля. И еще твердили, что делают это ради меня. Им нужен был громкий процесс, а мое имя было тогда известно. И если я теперь протяну ноги, то это будет не без их помощи. Два года без рояля!
— Вы прекрасно играете. Никогда не подумаешь, что у вас два года не было практики.
— Правда? Послушали бы вы меня в Чикаго, когда я была в расцвете славы. Я подвешивала рояль вверх ногами и играла. Может вы слышали мои записи?
— Кто их не слышал?!
— Вам они понравились?
— Поразительно! Они сводят меня с ума!
Но такая музыка была не в моем вкусе, и я, вероятно, употребил не то слово или перехвалил ее.
Недовольство отразилось сначала на ее губах, потом перешло на глаза и голос.
— Я вам не верю. Назовите хоть одну мою вещь.
— Это было так давно…
— Вам нравился мой «Джин-Милл-блюз»?
— Еще бы, — с облегчением воскликнул я. — Вы исполняли его лучше, чем Салливан.
— Вы лгун, Лью! Я никогда не записывала этот блюз. Зачем вы тянете меня за язык?
— Я люблю музыку.
— Ну, да! А мне кажется, что вам медведь на ухо наступил.
Бетти в упор посмотрела на меня. Ее мерцающие глаза приняли жесткое выражение и засверкали.
— Знаете, вы очень похожи на легавого. Типичный легавый. Особенно глаза, которые так и сверлят человека.
— Полегче, Бетти, вы плохой психолог. Я не люблю делать больно, но я действительно легавый.
— Борьба с наркотиками? — Бетти побледнела от страха.
— Ничего подобного, я частный детектив, и мне от вас ничего не нужно. Мне просто понравилась ваша музыка.
— Вы лжете!
От злости, ненависти и страха, охвативших ее, она заговорила шепотом. Ее голос сухо зашелестел.
— Вы тот, кто взял трубку у Фэй и выдал себя за Троя. Кто же вы такой на самом деле?
— Меня интересует человек по фамилии Сэмпсон. Не уверяйте меня, что вы ничего не слышали о нем.
— Но я действительно ничего не слышала о Сэмпсоне.
— Хочу заметить, что по телефону вы мне сказали иначе.
— Ну, хорошо, я встречала его здесь. Разве это о чем-то говорит? Он просто мой знакомый. Зачем вы пришли ко мне?
Бетти склонилась ко мне, притягиваемая ненавистью, словно магнитом.
— Убирайтесь отсюда и больше не появляйтесь!
— Я останусь.
— Ах, так!
Она махнула рукой официанту, и тот мгновенно оказался рядом.
— Позови Падлера. Этот сопляк — легавый.
Голубовато-черное лицо негра непроизвольно вздрогнуло, когда он взглянул на меня.
— Спокойно! — предупредил я его.
Бетти стремительно встала и направилась к двери, расположенной за роялем.
— Падлер! — громко позвала она.
Все головы в зале вскинулись. Дверь распахнулась, и из нее вышел мужчина в алой шелковой рубашке. Его маленькие глазки рыскали по сторонам, выискивая причину вызова. Бетти указала на меня пальцем.
— Выстави его отсюда и проучи. Он выслеживал меня и пытался что-то разнюхать.
Я мог успеть убежать, но мне расхотелось. Три поражения за день — это уже слишком. Шагнув ему навстречу, я сделал удар, но он легко уклонил голову в сторону. Я предпринял еще одну попытку, намереваясь врезать с другой стороны. Мужчина отвел удар движением предплечья и тяжело двинулся на меня.
Его темные свинячьи глазки забегали, и я был рад, что пока он не сумел ударить меня. Его первый удар пришелся мне в зубы, и я потерял равновесие. Следующий удар угодил мне по шее за ухом. Я споткнулся об угол эстрады и упал напротив рояля. Сознание помутилось, в ушах глухо зашумело, после чего все погрузилось во тьму.
Я отключился…
Глава 11
Я ощутил себя ничтожным маленьким человечком, беспомощно упирающимся спиной во что-то твердое. Что-то не менее твердое било меня по лицу, сперва в одну челюсть, затем в другую. Моя голова при этом каждый раз ударялась тоже во что-то твердое, что находилось позади меня. Эту роковую последовательность ударов кто-то повторял с монотонной размеренностью.
Затем в аллее появилась высокая тень, она постояла мгновение на одной ноге, словно аист, потом неуклюже заковыляла к нам. Падлер был поглощен своим делом и ничего не замечал. Тень за его спиной выпрямилась, одна рука с каким-то предметом поднялась высоко в воздух над его головой. Потом она упала, и затылок Падлера издал звук колющегося ореха. Как подкошенный, он упал возле меня. Я не мог заглянуть ему в глаза, так как у него выкатились белки.
Алан Тэггерт надел башмак и присел рядом со мной.
