Валентин Ежов
Кровавая фиеста молодого американца
Мексика, 1913 год
Через пустыню, к встающим неподалеку горам, под жарким зимним солнцем бежал человек… Силы его подходили к концу. Он остановился, огляделся вокруг. Прошел несколько метров шагом и снова побежал, раскачиваясь и спотыкаясь. Длинное пальто мешало ему. Тяжелый фотоаппарат, болтаясь, бил его по ногам — он бросил его на землю. Затем сбросил и пальто. Он совсем задыхался от бега, этот высокий здоровый парень, курносый, с огромным лбом и горящими зеленовато-коричневыми глазами. Он уже не дышал, а хрипел. Судороги сводили его ноги. Горы были совсем близко. Уже начались заросли чапараля, и вдруг впереди на холме появился всадник. Слева, на другом холме, вырос еще один. Позади послышались выстрелы, крики, топот коней. Парень в страхе заметался, стараясь спрятаться среди колючих кустов. Он скатился в овраг и замер.
В десятке метров от него проскакал отряд людей, с огромными сверкающими шпорами, в живописно расшитых сомбреро. Они не заметили его. Осторожно выкарабкавшись из оврага, он выглянул. Люди на конях, на всякий случай, еще раз стреляли в мертвых, лежащих на земле.
И тут Джон Рид — а это был он — от страшного потрясения вдруг заснул, прямо здесь, под кустом, почти на виду у людей, которые могли бы расстрелять его немедленно, просто так, шутя, как американца, как проклятого гринго.
Он спал всего две-три минуты. Проснулся. Над ним кружился огромный гриф, недоумевая, пора ли клевать этому мертвецу глаза или этот человек еще жив. Увидев, что человек открыл глаза, гриф взмыл ввысь и удалился. Кругом никого не было, стояла звонкая жаркая тишина…
Джон Рид, или, как его звали близкие, Джек, прикрыл глаза, и перед ним на минуту встало видение.
…Он бежит по зеленому полю с мячом в руках — игрок сборной футбольной команды Гарварда. Ему бросаются под ноги такие же крепкие парни, как и он, вешаются на него, стараются сбить с ног, отнять мяч. Уклоняясь, перепрыгивая через игроков, стряхивая их с себя, он в лихом азарте прорывается к воротам противника и забивает гол. Взрываются шумом трибуны:
— Дже-ек!! Браво, Дже-ек!!!
Счастливый, смеющийся Джек получает от красивой девушки букет цветов…
Джек открыл глаза, поднялся с земли. Перед ним расстилалась выжженная солнцем пустыня, по которой он только что бежал. Джек побрел обратно… Поднял с земли свое пальто, потом отыскал фотоаппарат, повернулся и пошел вновь в сторону гор.
Перед ним начались длинные гряды унылых холмов. Джек поднимался с холма на холм, пробегая по их вершинам, а в ложбинах шел шагом. Солнце жгло нещадно. Пот заливал глаза. Высокий чапараль рвал на нем одежду, царапая лицо. Длинные крепкие колючки пробивали его ботинки, раздирали в кровь ноги.
Огромные силуэты испанского штыка, издали удивительно похожие на людские фигуры, четко рисовались на фоне неба, пугая его.
Измученный Джек находился в каком-то полубредовом состоянии, и картины его прошлого вставали перед ним.
Америка. 1910 год
Традиционный торжественный обед в богатом, построенном еще дедом Джека доме в Портленде. Дом-замок окружает большой сад с беседками, гротами, с ручными оленями, бродящими среди деревьев.
Бесшумно прислуживают слуги, почти все китайцы.
Мать и отец влюбленными глазами смотрят *на своего сына. Осуществилась их мечта: он окончил Гарвард — самый привилегированный университет Америки.
Джек, держа в одной руке бокал с вином, а другую положив на плечо соседа, говорит:
— Итак, завтра мы с моим другом Уолдо отправляемся в Европу! Мы пройдем пешком всю Англию, Францию, Испанию, как менестрели или… дервиши. Пожелайте нам успеха, друзья!
Старый Рид и мать Джека, красивая, средних лет женщина, стоят в глубине комнаты и, глядя на пирующего с друзьями сына, тихо разговаривают.
— Что ж, миссис Маргарет Рид, похоже, мы все сделали для нашего старшего.
— Я думаю, Джеку не в чем нас упрекнуть.
— Теперь, после Гарварда, перед ним открыты все дороги и даже та, что ведет к президентскому креслу.
— Нет, наш мальчик слишком честен для этого. Он поэт, а не политик. Пусть он идет своей дорогой и, главное, чтобы он был здоров… Я так боюсь этой Европы. Что они там едят? Вдруг у него снова начнутся эти проклятые приступы его почечной болезни!
— Их у него не было уже пять лет.
— Да, но ты помнишь, сколько ему пришлось проваляться в кровати.
— Когда это было?… Тогда он был слабак, а сейчас, гляди, во что он вымахал! Ведь это что-нибудь значит, черт возьми — быть лучшим защитником университетской команды. Кроме того, он прекрасный пловец, и не так уж много парней в Америке, которые смогут пробежать милю быстрее его!
— Это все так. И все же главное для него — это строгий режим, хорошее питание и спокойная работа.
— Похоже, ты его с кем-то путаешь, нашего мальчика, — засмеялся отец.
Под вечер Джек бродил по улицам родного города. Он как бы прощался с ним перед долгим расставанием. Было грустно, но радость предстоящего путешествия побеждала эту грусть, и он еле сдерживал себя, чтобы не запрыгать, как мальчишка.
Он забрел в городской парк с «вечными» аттракционами — деревянными горками, каруселями, качелями. Попробовал по очереди их все.
Потом он снова бродил по парку и на одной из аллей увидел длинноногую, с темными волосами девчонку. На ней была юбка колоколом и блузка. Около нее кружились, взявшись за руки, четверо парней. Девчонке было лет семнадцать, а парни были сверстниками Джека. Сначала он прошел мимо, думая, что это игра, а потом, остановившись, пригляделся и понял, что парни нагло издеваются над перепуганной насмерть молоденькой мисс. Они прыгали вокруг нее, гоготали, хватая ее за что попало руками.
Джек бросился к ней на помощь.
— А ну, уберите лапы, подонки!..
Парни тут же охотно повернулись к нему, окружили. Один проговорил, обращаясь к самому здоровенному из них:
— Он, кажется, сказал что-то нехорошее, Билл!
Билл положил ладонь на плечо Джека.
— Вы невежливы, мистер. Вам придется встать на колени и извиниться.
— На колени — это хорошо! — подхватил первый. Девчонка, отбежав в сторону, остановилась, смотрела на них.
Джек движением плеча сбросил руку Билла… Тогда тот схватил Джека за ухо и больно потянул
