— Спасибо, мистер! Спасибо!.. Приходи к моему костру, и я всегда накормлю тебя.
Беатриса подошла к Джеку и положила свои длинные руки на его плечи.
— Я переменила профессию! — сказала она, смеясь. — Теперь ты можешь действительно жениться на мне, — и она поцеловала его в губы страстно и горячо.
У Джека закружилась голова. Положив подбородок на ее плечо, он сказал:
— Да, да. Я женюсь на тебе! Я останусь здесь в Мексике с тобой! Может быть, это действительно моя судьба.
Беатриса откинула голову и звонко рассмеялась.
— Какой ты глупый, глупый гринго!.. Приходи ко мне в вагон сегодня ночью, моя постель отгорожена одеялом. Сегодня это тебе не будет стоить ни одного доллара. — И она вновь поцеловала его.
— Обязательно приду! — сказал Джек.
Италия. 1913 год
В своей роскошной кровати лежит Джек с книгой в руках.
Мэбл Додж, его очаровательная жена, любовница, ласково гладит его, говорит:
— Сегодня я никого не звала, милый. Мы будем одни. Какое счастье!
Раздается долгий телефонный звонок.
— Боже! — воскликнул Джек. — Неужели опять какой-нибудь из этих идиотов хочет приехать к нам напиться. Боже, как они мне все надоели!
Он нехотя вылезает из кровати, подходит к резной тумбе с вмонтированным в нее телефоном, снимает трубку и через минуту ликующе, радостно кричит:
— Алло, Стеф!?. Стеф, родной!.. Стеф, если бы только знал, как я по тебе соскучился! Стеф… Тебе даже не может присниться, насколько я счастлив!.. Насколько я талантлив, красив и насколько я лучше всех живу на свете… Боже, как я ценю твой сюрприз!.. — поворачивается к кровати. — Мэб, это Стеф! Да, я тебя слушаю… Я тебя слушаю, я хочу тебя обнять!.. Ты мой самый лучший Стеф!.. — он надолго умолк. — Да… Да… Да… Это удивительно, как ты меня знаешь!.. Да… Я согласен!.. Обнимаю тебя, Стеф!
Он положил трубку, повернулся к встревоженной Мэбл и сказал:
— Мисс Мэбл Додж. Вашему мужу, вашему любимому, вашему пажу предлагается от имени двух крупнейших газет Америки «Метрополитен» и «Уорлд» срочно отправиться в качестве военного корреспондента в восставшую Мексику!.. Джон Рид согласен!
Растревоженная, как птица, вылетела из кровати Мэбл, бросилась на грудь Джеку.
— Нет, нет!.. Ты не поедешь туда! Там убивают! Там нехорошо! Там неуютно. Там грязно. Неужели ты можешь считать, что где-нибудь тебе может быть лучше, чем здесь, со мной! Ты не поедешь туда!.. Вся любовь моя, вся жизнь моя просят тебя об этом. Джек! Джек, ты поедешь туда? Правда? Скажи мне: милая Мэбл, я остаюсь с тобой! Скажи! Скажи!
Мексика. 1913 год
Это ночной бой. Только огоньки и мрак, обозначающие этот бой. Огоньки, огни, взрывы, вспышки. Лишь в просветах видны силуэты фигур, силуэты раненых, силуэты убитых…
По крутому склону горы, охватывая его с трех сторон, медленно поднимается огненное кольцо — это атакующие ведут непрерывный огонь. Вершина горы тоже вспыхивает огоньками, учащавшимися по мере того, как огненное кольцо, ставшее теперь зубчатым, продвигается вверх. Через секунду доносится звук орудийных выстрелов. Огненное кольцо теперь разрывается во многих местах. Но движение его не замедляется, и, наконец, оно начинает сливаться со вспышками света наверху горы. А потом, снова, только отдельные светлячки скатываются вниз по склону, — это все, что остается от цепи атакующих.
И вновь огненное кольцо поднимается вверх…
И так несколько раз.
Растерянный Джек стоял у подножия горы и не знал, что ему делать.
Тут он услышал негромко произнесенное:
— Вива Вилья!.. — это тихо прокричали солдаты. Рядом с Джеком оказался Вилья. В одной руке он держал динамитную бомбу с запалом. В другой руке — сигарету, которая нужна была, чтобы поджечь запал. Вилья, смеясь, сказал Джеку:
— Это единственный случай, когда я курю сигарету, курносый.
— Дайте и мне бомбу, — сказал Джек. — Я пойду вместе с вами.
— Зачем? — спросил Вилья, а затем, пристально посмотрев на Джека, добавил. — А в общем, иди!.. Это не самая плохая смерть.
Джек, держа в одной руке бомбу, а в другой сигарету, бросился за Вильей, который перебрался через канал и затем, нырнув в кустарник, побежал к высоте: Все бежали за Вильей и, запалив шнуры бомб, вдруг бросили их по направлению к первой линии траншей.
Раздались взрывы. Вспышки их ослепили Джека.
К утру бой закончился. Быстро наступил рассвет.
Измученный Вилья говорил Джону Риду:
— Какие мы, мексиканцы, храбрые, — он показал на семь ^четких валов из убитых солдат, обозначенных на склоне горы. — Гляди, курносый, как мы убиваем друг друга.
Вскоре под горой, по всей равнине начали зажигаться высокие погребальные костры. К ним свозили убитых… Столбы черного дыма вставали над равниной, уходили ввысь к, яркому синему небу.
Вилья посмотрел на Джека и как-то грустно улыбнулся:
— Поедем со мной. Сегодня мы будем хоронить Авраама Гонсалеса, моего друга, губернатора. Он был убит бомбой год назад. От него мало что осталось. — Вилья помолчал. — А потом меня будут награждать мои артиллеристы. Пора уже что-нибудь повесить на грудь. Все-таки я генерал, а у меня нет ни одного креста.
По узким улицам города Чиуауа двигался катафалк. Десять тысяч человек в невыносимой Духоте и пыли двигались за ним. Вилье был дан автомобиль, но он сердито отказался сесть в него и брел сквозь пыль, потупив глаза. Он шел за катафалком, глядя в землю и не обращая ни на кого внимания.
Вечером в «Театре Героев» состоялась «веллада» — торжественная церемония, выражающая самобытный мексиканский обычай при похоронах значительных лиц, во время национальных праздников и в честь годовщины вступления на пост президента.
Кольцо лож блистало парадными мундирами офицеров, а выше все пять балконов были забиты оборванными солдатами Вильи.
Вилья сидел в левой литерной ложе и руководил всей процедурой позваниванием колокольчика.
Сцена была великолепна в своей оригинальности: черные траурные полотнища, огромные букеты искусственных цветов, раскрашенные фотографии президента Мадеро и самого убитого губернатора, а также красные, белые, зеленые электрические лампы.
И где-то внизу, подо всем этим, стоял маленький черный ящик, в котором покоились останки Авраама Гонсалеса.
«Веллада» неторопливо и утомительно шла около двух часов. Местные ораторы декламировали приличные случаю пышные кастильские фразы. Кто-то играл на рояле; потом следовала патриотическая песня, исполняемая писклявым хором школьниц-индианок… Потом соло из «Трубадура» в исполнении жены местного чиновника.
Вилья сидел, устремив взгляд на черный гроб, не шевелясь и не произнеся ни слова. Время от времени он машинально звонил в колокольчик, но в конце концов вдруг не выдержал. Когда какой-то тучный мексиканец огромного роста исполнял на рояле «Ларго» Генделя, Вилья вдруг вскочил, перекинул ноги через
