— Я готова ехать, — она так и выразилась: «ехать», — у вас за пазухой.
Не дожидаясь согласия, девица села в мою (все еще протянутую) ладонь и для равновесия уцепилась за большой палец. От ее попки исходило ровное, приятное тепло.
Я расстегнул пиджак, затем рубашку и осторожно подсадил девицу в образовавшееся отверстие.
— Не застегивайте пуговицу, — приказала она, высунув на мгновение голову. — А то я задохнусь.
Я почувствовал, как она устраивается у меня за пазухой… стало щекотно. Наконец возня под рубашкой прекратилась.
— Я готова, — девица хлопнула меня по животу.
Увязая в песке, я доковылял до лестницы и поднялся на набережную.
— Ступайте плавно, а то меня укачает, — услышал я тонкий, капризный голосок.
Я не фаталист. Скорее, наоборот — считаю, что судьба соткана из случайностей. Взять хоть сегодняшнее приключение: приехал человек на конференцию в Ниццу, пошел с друзьями в ресторан, потом решил прогуляться по набережной… Интересно, что бы это создание делало, не пожелай я узнать, теплая ли вода? Так бы и тряслось от холода на пляже до утра?…
Моя гостиница располагалась неподалеку; через десять минут я уже входил в номер.
Первым делом я отыскал табличку «Не беспокоить» и повесил на дверную ручку с внешней стороны двери. Затем встал на колени перед журнальным столиком (так, чтобы столешница оказалась на уровне пояса) и отодвинул в сторону галстук.
— Выходите, мисс…
Теплый клубок у меня за пазухой не шевельнулся. Я заглянул внутрь рубашки: свернувшись калачиком, девица спала.
— Просыпайтесь, пожалуйста! — сказал я, осторожно касаясь ее плеча.
Она вздрогнула и села, чуть не вывалившись наружу. Вид у нее был всклокоченный и недовольный.
— Сейчас… — пробурчала она, потягиваясь.
Она неловко выползла и встала на столе. Тут я разглядел ее получше: пышные формы, смуглая кожа, буйная черная шевелюра. Сквозь пряди волос торчат розовые ушки — не круглые, как у человека, а заостренные. Черты лица не вполне пропорциональные, но очень привлекательные… можно сказать, красивые: огромные, как у куклы, голубые глаза, ярко-красные губы. Для оголодавшей, охолодавшей сиротки она была на удивление упитанной и гладкой.
— Меня зовут Алексей… Алекс, — представился я. — А вас?
— Мари.
— Кто вы?… Вы ведь не homo sapience, верно?
— Я фея, — Мари подбоченилась и высокомерно вздернула голову.
— Фея?… — удивился я. — А вы умеете исполнять желания?
— Исполнять желания мужчины умеет любая женщина, — Мари загадочно улыбнулась.
— А крылья у вас, извините, есть? — я заглянул ей за спину, но увидел лишь волосы до попы.
Мари раздраженно фыркнула.
— Я хочу есть, — объявила она, оставив вопрос без ответа.
— Да-да, конечно. Простите!.. — смутился я.
В мини-баре обнаружился пакетик соленых орешков — я разорвал упаковку и положил на стол. Присев на корточки, Мари заглянула внутрь.
— Я такое есть не могу, — пренебрежительно сказала она, вставая.
— Я ем только свежие овощи и фрукты.
— Но где же я достану овощи и фрукты в двенадцать ночи?
— В ресторане гостиницы, — последовал незамедлительный ответ.
— Сходите на кухню и попросите… — фея на мгновение задумалась, — … морковку, яблоко и мандарин.
Тащиться вниз и вступать в переговоры с официантами мне, ясное дело, не хотелось — но что я мог поделать?… Вздохнув, я направился к двери.
— И еще минеральную воду! — услышал я, когда выходил из номера.
Когда я вернулся, Мари лежала на кровати, томно развалившись на подушке.
— Мандаринов нет, — сказал я извиняющимся тоном. — Я купил апельсин.
— Хорошо, — сдержанно ответила фея.
Она грациозно перепрыгнула на журнальный столик — я поставил перед ней тарелку с нарезанными овощами и фруктами. Потом откупорил бутылку с водой.
— Спасибо, — Мари послала мне воздушный поцелуй.
Пока она ела, я сходил в туалет; а когда вернулся — морковка и половина яблока уже исчезли. Слегка осоловевшая фея доедала апельсиновую дольку: сок стекал по ее подбородку и капал на раздувшийся животик. Воду она не тронула.
— Я наелась, — сказала Мари, бросая на тарелку апельсиновую косточку. — Отнесите меня, пожалуйста, в туалет.
Я исполнил ее желание: поставил фею на стульчак и вышел. Интересно, хватит ли у нее сил нажать ручку унитаза?… В туалете было тихо, потом послышался звук спущенной воды — ага, хватило… не такая-то она и беспомощная. Затем раздалось гудение крана и журчание: очевидно, Мари взобралась на раковину и стала умываться. Наконец журчание стихло.
— Алекс! — услышал я.
Фея сидела на краю раковины и болтала ногами. По ее коже стекали капли воды.
— Дайте мне полотенце.
Я взял с полки чистое полотенце и подал развернутое, на сложенных вместе ладонях — Мари осторожно спрыгнула мне в руки. Вспоминая, как я играл со своей старшей дочерью в куклы, я вытер фею и отнес в комнату.
— Где вы хотите спать?
— На кровати. Постелите мне рядом с вашей подушкой.
Просьба сия повергла меня в смущение. То есть кровать в номере была двуспальная, и задавить Мари во сне я не боялся — однако же… Так и не сумев сформулировать свои сомнения, я достал из чемодана чистую футболку и соорудил для феи нечто, вроде гнезда.
— Спокойной ночи, — сонно проворковала Мари, заползая в рукав футболки. Она подложила ладошку под щеку и закрыла глаза.
— Спокойной ночи, — ответил я, выключая свет.
Когда я вернулся, обернутый полотенцем, из ванной, Мари уже спала: я мог различить еле слышное сопение. Наконец-то угомонилась… я завел будильник, сбросил полотенце на пол и полез под одеяло.
Би-ип!.. Би-ип!.. Би-ип!..
Не раскрывая глаз, я отключил будильник. Потом потянулся. И вдруг понял, что левая моя рука почему-то легче правой.
Я с удивлением поднес последнюю к глазам: прицепившись руками и ногами, на ней висела кукла… нет, маленькая живая девица. Веки ее были сомкнуты, по лицу разлито умиление.
Несколько секунд я молча таращил глаза… а-а, ну конечно! Это Мари — найденная вчера фея! События прошедшего вечера ожили в моей памяти.
Но почему она прицепилась к моей руке?! Я легонько потряс ладонью… однако фея держалась крепко.
Что делать?
Я осторожно поддел ее ногу кончиком пальца… та-ак, теперь руки… Отцепившись, Мари упала на постель: глаза ее раскрылись (я опять поразился их голубой пронзительности) и… наполнились слезами. Перекатившись лицом вниз, фея разрыдалась — ее круглая попка жалостливо вздрагивала.
