Бурятские волшебные сказки

Вместе с тем в поэтике эпоса и богатырской сказки есть отчетливо выраженные жанровые различия. Происхождение улигерных баторов нередко связывается с небесными силами, сказочные же герои всегда рождаются на земле. Если в улигерах лук, стрелы и другое снаряжение богатырю чаще всего мастерят небесные дарханы (кузнецы), то сказочному герою их почти всегда делает мать или сестра, а иногда он сам. В течение двадцати лет готовит Харасгай Мэргэн свое снаряжение, в том числе недоуздок из литого серебра, узду из литого золота (№ 7). Сын Хулдая делает себе лук из ребра (звериного), стрелы из прутьев (№ 5).

Многие бурятские сказки в сюжетном и поэтическом плане сходны со сказками двух других монголоязычных народов - калмыков и монголов. По известной концепции Г.Д. Санжеева, близость и сходство сказочных традиций свидетельствуют о существовании в далеком прошлом единого 'сказочного ядра' у ранних монгольских племен.

Общность волшебных сказок трех родственных народов проявляется в разработке схожих сюжетов, в характеристиках сказочных образов и персонажей, в присутствии одинаковых чудесных предметов с аналогичными функциями, а также в художественной изобразительности.

Так, в волшебных сказках этих народов основными героями выступают хубуун (бур.), ковун (монг.), кебюн (калм.) в значении 'парень, молодец'.

Большая роль в сказках отводится образу доброго советчика и дарителя, который непременно изображается белоголовым, белобородым старцем, часто с березовой тростью в руках. Характеристика его также дается в одинаковом оформлении: 'Саган толгойтой (hахалтай), хуhан hорьботой убэгэн' (старик с белой головой (бородой), с березовой тростью) (бур.); 'Цав цагаан цахалтай вгн' (с белой-белой бородой) (монг.); 'Цав цаhн сахалта (толhта) вгн' (старик с белой-белой (головой) бородой) (калм.).

Положительным персонажам противостоят чудовища и злые существа - мангадхай (бур.), мангас (монт.), мангус (калм.), шолмос (бур.), шолмс (монт.), шулм (калм.). Очень близки по названиям, по внешнему облику и характеристике владыки подземного царства, хозяева лесов, вод, гор и им подобные мифические образы, без которых редко обходятся волшебные сказки монгольских народов.

В волшебных сказках бурят, калмыков и монголов отразились некоторые общие этнобытовые особенности. Об этом свидетельствуют эпизоды состязаний сказочных героев, выполняющих трудные задания в борьбе за невесту. Сходно описываются три вида единоборств: национальная борьба (барилдаан), конные скачки (урилдаан) и стрельба из лука (сур харбаан).

У всех трех народов есть сказки с одинаковыми названиями, в которых совпадают имена некоторых героев и персонажей: 'Семеро Хожогоров и один Можогор (Тужугор)' - 'Долоон Хожогор, нэгэ Можогор' (бур.), 'Долоон Хожгр, нэг Можгр' (монт.), 'Долан Хожhр, нэг Тужhр' (калм.). То же самое можно сказать о сказках об Арджи Бурджи-хане, о Медвежьем сыне, о Двух братьях (Аха дуу хоёр), о Мальчике-хвостике (hуул хубуун) и др.

Сказки вводят слушателей в неповторимый мир степняка-кочевника. Точно так же, как это было в реальной жизни, сказочные герои разводят 'скот пяти видов' (табан хошуу мал) - лошадей, верблюдов, крупный рогатый скот, овец и коз. Первым признаком богатства служит в сказках многочисленность скота, причем у всех монголоязычных народов эта мысль воплощается в сходные поэтические формулы 'Северные склоны гор заполняли десять тысяч (голов) скота, - говорится в монгольской сказке, - южные склоны полностью покрыли тысячи тысяч овец' (Араараа дуурэн арван тумэн мал, врр дуурэн уй тумэн мал).

В калмыцкой сказке у Цецн хана 'владения безграничны, а табуны коней бесчисленны' (сай курсн отогда, бум курсн адута). Подобные картины рисуются и в бурятских сказках. 'Десять тысяч коней паслись широко и привольно, [стадо в] двадцать тысяч овец паслось, изогнувшись [дугой]' (Арбайжа бэлшэхэ арбан мянган адуутай, хотойжо бэлшэхэ хорин мянган хонитой).

В арсенале калмыцких тулъчи, монгольских улгэрчи и бурятских онтохошинов имеется множество вариаций этих родственных формул.

В сказках монгольских народов широко используются такие оригинальные жанры их фольклора, как благопожелания (юрол, йорол, рл), специфические сочетания слов, например парные слова (хошоо угэ), сходные фразеологизмы и тд.

Привязанность степняка-кочевника к домашним животным явилась основой поэтизации коня, верблюда и других животных персонажей в сказках.

Народная фантазия наделила сказочного коня волшебными крыльями, которые способны поднять его в воздух 'ниже облачного неба, выше верхушек деревьев' (уултэй тэнгэрээс доогуур, узууртэй модноос дээгуур ниисдэг далавчтай морь). Описание коня и его снаряжения можно причислить к самым поэтичным в сказках монгольских народов. Седла, уздечки, подпруги сказочного коня изготовлены из серебра - литого, чеканного, инкрустированного.

Как и в сказках других монгольских народов, в бурятских текстах фигурируют кони самых разных, можно сказать, причудливых мастей, наделенные сложными поэтическими эпитетами: 'быстроногий саврасый' (хурдан хула), 'золотисто-рыжий' (алтан зээрдэ), 'бархатистый, угольно-черный' (хэлин х хара), 'золотисто-соловый'' (алтан шаргал). В калмыцких сказках 'золотистый в крапинку' (алтан шар цоохр), 'светло-рыжий' (борхон зрд), 'чалый' (бууралт), в монгольских - 'белый, как заяц' (чандага цагаан) и т.п. Такое многообразие мастей, несомненно, отражает высокий уровень поэтизации коня.

Сюжетный состав волшебных сказок монгольских народов претерпевал изменения. Так, калмыцкие сказки в пору соседства с кавказскими народами обогатились новыми образами, персонажами, мотивами. Бурятские сказки в силу тесной исторической взаимосвязи с другими сибирскими народами, а также с русским народом испытали влияние их сказочных традиций.

В бурятской сказке о Хулмадай Мэргэне центральным мотивом является дежурство сыновей у тела умершего отца. Это мотив представлен в русских сказках типа 'Сивка-Бурка'. В отличие от бурятских сказок, где, собственно, нет могилы и погребальных сооружений, в русских сказках, согласно исконно народному обычаю, тело отца трех братьев погребено в земле. И три сына по воле отца должны караулить не его тело, как в бурятских сказках, а могилу. В бурятских сказках в подобных эпизодах отразились свои древние обычаи: забивают коня, переламывают лук и стрелы, принадлежавшие умершему, чтобы положить в могилу вместе с их владельцем. Лук, стрелы, конь, вероятно, должны были служить хозяину на 'том свете'. Таким образом, бурятские сказки отразили характерные этнографические реалии и вместе с тем особенности мировоззрения степняка-кочевника.

* * *

Наряду с чертами, присущими сказкам и других народов, бурятские волшебные сказки имеют свои особенности. Так, из традиционных формул - инициальных, медиальных и финальных - в них представлены только первые две. Финальные формулы в том значении, в каком они употребляются в сказках других народов (намек на вознаграждение сказочнику), у бурят не встречаются. Конец сказки обычно звучит лаконично: 'Зажил счастливо' (Ан бун жаргаба) (№ 6, блок 16); 'Зажили они, говорят, спокойной счастливой жизнью' (Амар жаргалаа оложо байhан hууhан юм hэн гэлсэгшэ) (№ 5, блок 26).

Зато инициальные и медиальные формулы отмечены разнообразием и красочностью. Начальные обычно указывают на отдаленность времени действия сказки, рисуя картину 'возникновения' земли и