жизнь ускользнула». И потом он добавляет: «А ты пойми, не членя…» Я уверен, он говорит это себе. Это его испытание. Его мозг так устроен — он членит, анализирует и затем упорядочивает, систематизирует. А у меня все наоборот. Я не гонюсь за достоверностью, объективностью. Я просто чувствую.
Знаете, если бы Андрею сказали: «Существует семь Скрижалей, скрывающих Истину», он бы пожал плечами и спросил: «А почему семь? Не шесть? Или не восемь?» Он так устроен: ему важна не столько мысль, сколько порядок мысли. Он видит в порядке мысли нечто значительное. А я — нет. Мне порядок не важен. Я в этом ничего не понимаю. Я живу ощущением, чувством. И для меня, если Скрижалей семь — значит семь.
—
— Я не думаю так. Прямо — так. Я думаю, что что-то неуловимое, что-то тайное
Я хочу, чтобы мне позволили сохранить интимность моей жизни, мою внутреннюю настроенность, способность воспринимать то, что можно воспринять лишь в очень определенном состоянии. То, что происходит со мной, то, что я чувствую, что вижу, о чем рассказываю — это интимное, личное. И только поэтому мои книги живые, только поэтому они могут тронуть сердце. В них хрупкое свидетельство моей Жизни.
—
— Представьте себе Вселенную — огромную, бескрайнюю, мертвую Вселенную. А теперь представьте себе человека, стоящего на краю этой Вселенной. Маленького, слабого, уязвимого, но живого. И теперь спросите себя, что он там делает? Отвечайте быстро. Не задумывайтесь! Вы скажете: «Он ищет свое место. Он ищет себя в этой Вселенной». И это правда, потому что этот человек — вы сами. И вы знаете, что вы делаете в Вечности, вы ищете в Ней себя.
А теперь представьте, что таких людей не один, не два и даже не три, а сотни, тысячи, миллионы и миллиарды… И каждый из них стоит перед необъятной, холодной Вселенной. Один на один. И каждый ищет в Ней свое место, ищет себя. И теперь поймите, что это не образ, не фантазия, не картинка в рамке. Это —
Задумайтесь — какая гигантская энергия бессильно скитается, мечется по пространству Бытия! Это странствие нашего Духа. Общего. Потому что в Духе мы все едины. Но люди слепы, они не понимают, что это общее движение, общий поиск, общее странствие. Каждый проходит этот путь в одиночку. Каждый стоит перед бескрайней Вселенной и ищет себя в ней. Но ведь это наш об1ций путь! И то, о чем пишу я, это не истории конкретных людей, чьей-то жизни, любви или смерти. Это хроники того общего для всех нас духовного движения, которое мы проходим все вместе. Это хроники Духа. И поэтому происходящее — больше меня. И поэтому я не контролирую содержание книг. И поэтому я просто
Вы спрашиваете меня, происходит ли то, о чем я пишу, на самом деле. Да, происходит. Именно поэтому мы сидим сейчас здесь, с вами, и разговариваем. Именно поэтому нас беспокоят темы, о которых мы сейчас говорим. Именно поэтому нет ничего случайного в том, что нужные книги приходят к нам в нужное время. А любовь приносит страдания, а страдания — счастье. Все не случайно.
Наша беседа тоже не случайна. Это маленькая, но
—
— Конечно! И всякий думающий человек, и основатель любой из религий, и философы, и художники. Конечно. Но когда человек пытается расположить это знание в прокрустовом ложе — в ложе религиозной доктрины, философской системы, художественного произведения — он теряет свободу. Он испытывает сопротивление «действительности». Знание искажается. Возникают сторонние влияния, и огонь гаснет. Вот почему я просто фиксирую информацию. То, что приходит ко мне как отражение наших общих духовных странствий и поисков. Я просто пересказываю увиденное. Я пересказываю чувства от увиденного и говорю языком чувств. Сюжет — только средство.
—
— И поэтому я не писатель.
—
— Я? Я — тот, кто написал эти книги. Этого довольно.
***
Мой собеседник говорит образно. Но вовсе не загадками. Он не пытается юлить или оперировать двусмысленностями. Ему даже нет нужды прятаться за словами. Он говорит о вещах, которые и так невыразимы в словах.
Он пишет книги. Он пишет о том, о чем знает. И это очевидно, это так. Но сможет ли он писать, будет ли он знать, о чем писать, если мы вторгнемся в его жизнь? Нарушим его настроенность и сосредоточение?
Я разговаривал с Анхелем де Куатьэ, и мне пришло на ум одно странное сравнение. Может быть и не слишком удачное, но другого мне все равно не придумать. У любого измерительного прибора есть, как говорят в таких случаях, определенная «чувствительность». И, наверное, глупо измерять длину российской границы электронным микроскопом. Но нет другого способа узнать размеры вируса или другого микроорганизма.
Так вот, у Анхеля де Куатьэ поразительная «чувствительность». По тому, как он ведет себя, я понимаю, что он действительно чувствует меня, предугадывает мои мысли, знает мои чувства. Да, вероятно, ето не самое удачное сравнение, но все же — он необыкновенно «чувствительный прибор». Не сломается ли он, оказавшись в центре внимания прессы, атакуемый читателями, поклонниками или недоброжелателями? Я не готов это гарантировать. И я уж точно — я не готов так рисковать…
Книги
—
— У всех пишущих людей есть что-то общее.
—
— Нет. Вовсе нет. Тут дело в другом… Человеку свойственно проводить параллели между разными явлениями. Если вы сравниваете известное с чем-то новым и неизвестным, то это новое кажется вам более понятным. Но ведь это только иллюзия понимания, хотя, конечно, теперь это новое не так пугает. С «понятным» всегда приятнее иметь дело. Приятнее, потому что не страшно.
Когда вы покупаете бутерброд в «Макдоналдсе», вы заранее знаете, что это будет за бутерброд. И если вам предложат на выбор бутерброд из «Макдоналдса» и бутерброд неизвестно откуда, вы, скорее всего, выберете первый, даже если не особенно его любите. Люди стремятся к определенности и понятности. Правда, это делает их жизнь все менее и менее уникальной.