народ — мужчины и даже женщины двергов, одетые в разноцветные накидки и с золотыми украшениями тонкой работы на руках, шеях, в ушах. Надо было думать, что они уже непосредственно во дворце. Мастеру Хеардину и его спутникам все кланялись, Багу и Вирту провожали изумленными взглядами. Но Вирта почти ничего не замечала. Ее била дрожь, и она с трудом сохраняла внешнюю невозмутимость, которой славятся эльфы.
Вот перед ними оказались двери, возле которых стояли два стража с бердышами. Двери открылись, их пригласили в зал… Гости так и застыли на пороге, пораженные зрелищем. Просторная пещера делилась на две половины, создавая полную иллюзию, что здесь каким-то чудом встречаются два различных мира. Прямо посередине стояли два высоких трона — короля и королевы. На половине королевы пол был покрыт мелкими, остренькими, торчащими вверх кристалликами какого-то минерала травянисто-зеленого цвета, в котором на искусно вырезанных стебельках краснели необработанные кристаллы рубина, как спелые ягоды земляники среди травы. Стена пещеры представляла собой каменный лес — стволы деревьев от пола до потолка, из темной, бурой, белой с черными прожилками породы, имитировавшей кору дуба, рябины, даже березы. Листья были вырезаны из сортов камня разнообразных оттенков, можно было разглядеть и желуди на ветвях дуба, и спелые гроздья рябины, и пестрых птичек среди листвы. И везде — на ветках, на стволах, на траве, на цветах и ягодах — поблескивали маленькие алмазные капли росы, отражая золотистый свет высоко поднятых светильников.
На половине короля было темнее — это было подземное царство, и стена пещеры представляла собой словно бы единый срез всех ее богатств. У самого пола шли полосы разнообразных руд, выше тянулись в своей естественной красоте жилы более светлой породы — белой, желтоватой, зеленоватой — из которой, как особые каменные цветы подземелья, вырастали кристаллы всех форм, размеров и цветов: то округлые, то вытянутые, как торчащие пальцы, то лучами звезды, а то полуразвернутым веером. Здесь были представлены все оттенки красного, желтого, зеленого; лиловые, фиолетовые, черные, нежно-розовые, они сияли в искусной подсветке, и при виде этих богатств дух захватывало от изумления и восхищения. И, словно истинное солнце этого мира, сияли крупные неограненные алмазы в короне короля Лаурина — белый, желтый, голубой, розовый и дымчато-коричневый.
Но если король Лаурин был обычным двергом, только с особой важностью во взоре и особо пышно одетым, то королева выделялась среди толпы придворных, как лань в овечьем стаде.
Только увидев ее, Вирта перестала замечать окружающее и не слышала, какими словам обменивались Хеардин, король и даже изредка Бага. Она видела только стройную, высокую женщину — она была выше своего мужа не менее чем на две головы. Тонкой талией, покатыми плечами, небольшой изящной головкой королева так разительно отличалась от приземистых, коренастых двергов, что сразу становилось ясно — это существо совсем иной, высшей природы. Кожа у нее была белой и сияющей, толстые золотистые косы были не опущены по плечам, как на монете, а обкручены вокруг головы, и на них сидела широкая корона с изящными зубцами, с которых ослепительно сверкали сапфиры и алмазы. Лицо ее было очень красиво и приветливо.
— Подойди ко мне, не бойся! — ласково сказала она Вирте. — Как тебя зовут, милая?
— Вир…та… — едва смогла выговорить гостья.
Бага бросил на полуэльфу быстрый взгляд. Вид у той был совершенно ошарашенный и ничуть не радостный. Королева двергов выглядела моложе нее, а значит, быть ее матерью никак не могла! Так и есть — обознались. Зря тащились в такую даль, потому что если ты и попадешь в сказку, еще не значит, что тебе там найдется место…
— Не она, да? — шепнул Бага и дернул полуэльфу за руку, чтобы немного опомнилась.
— Не… не знаю… — пробормотала она.
— Не похожа?
— Не зна… Я не помню! — чуть не плача, созналась Вирта. — Я не помню, какой она была. Я думала — увижу ее и узнаю.
— Н-да, положеньице! — согласился Бага.
Трехлетняя девочка не запомнила внешность матери, а мать, даже если это она, едва ли узнает бывшую трехлетнюю дочь в двадцатитрехлетней взрослой девушке. И особого сходства между ними Бага не замечал. Правда, блеск золота и драгоценных камней слепил глаза, сбивал с толку и мешал разглядеть настоящие черты королевы.
— Расскажи мне, дорогая, что привело тебя к нам? — ласково спросила королева. — Ты проделала такой долгий путь, и мы надеемся, что он не окажется напрасным. Если у тебя есть какие-то просьбы, то мы постараемся их исполнить.
— Ваше Величество! — Вирта сжала руки перед грудью. — Признаюсь вам, что в этот путь меня повела надежда, которой, конечно, не суждено осуществиться. Она, боюсь, покажется вам дерзкой, но простите меня — меня толкнуло к ней одиночество и желание найти близкого человека. Я сирота, моего отца я никогда не знала, но говорили, что он эльф…
— Да, несомненно, это так! — Королева благожелательно кивнула и улыбнулась. — Я вижу в твоей внешности эльфийские черты. Это мне тем более приятно, что и сама я происхожу из народа эльфов.
На лице обоих гостей отразилось изумление, и королева продолжала:
— Мой отец, Элидир Риабарх Ферен, много лет правит Восточным эльфийским королевством Хир Туам, и при заключении мирного договора между ним и королевством Прочного Свода было также достигнуто соглашение о моем браке с королем Лаурином! — Она повернулась к своему малорослому супругу, улыбнулась и вложила свою узкую белую ручку в его широкую коричневую лапищу, которой он нежно сжал изящные пальчики супруги, самодовольно при этом усмехаясь.
— Да, несомненно… — с убитым видом отозвалась Вирта, едва ли понимая, что говорит… — Да, Ваше Величество…
— Наши гости утомлены долгой дорогой! — сказал король Лаурин. — Мы приглашаем их разделить с нами трапезу, а вечером пусть музыканты услаждают наш слух своей игрой, и мы проведем время с удовольствием отдохновения и с пользой от приятной и познавательной беседы!
— Вы совершенно правы, мой драгоценный супруг, Опора Прочного Свода! — Королева снова посмотрела на седого коротышку с обожанием, которое гостям казалось нелепым и даже в чем-то отталкивающим.
Под звуки труб и скрипок гостей проводили в соседний зал и усадили за столы. Ни Вирте, ни Баге никогда в жизни не случалось присутствовать на таком пышном застолье и даже видеть нечто подобное издалека. И убранство зала, и золотая посуда, и кубки, вырезанные из цельных кристаллов горного хрусталя, украшенная тонкой резьбой, чеканкой, инкрустацией и драгоценными камнями, и скатерти, и салфетки, и мебель из драгоценных пород дерева, и многочисленная прислуга, и бесчисленные тонкие блюда, и вина, о которых подмастерье и швея раньше только слышали, но даже не нюхали — все это заставило бы заплакать от зависти не только надменного сэра Уолмара, герцога Клохского, но, возможно, и самого мерсийского короля Алуина. Бага опять впал в обалдение, хотя уже думал, что попривык к чудесам. А Вирта едва ли замечала хотя бы половину, потому что не сводила глаз с королевы. В зале было немало придворных дам из знатнейший родов Прочного Свода, и отличие от них королевы резко бросалось в глаза. Рядом с их приземистыми, широкоплечими и широкобедрыми фигурами она казалась еще выше и стройнее, рядом с их грубыми темными лицами ее лицо сияло белизной и изяществом тонких черт, как луна в ночи. Все дамы были богато одеты, но только на ней легкий тонкий шелк и шитая золотом парча, сияние жемчужных нитей и алмазных слезок, вшитых в тесьму передника, казались живым продолжением ее собственной красоты. Было ясно, почему король Лаурин именно ее избрал своей Драгоценной Супругой и Звездой Прочного Свода, кем бы она ни была на самом деле.
И заметно было, что королева несколько не от мира сего. Вид у нее был ласковый, приветливый, и при том мечтательный и немного отстраненный, как будто сквозь окружающие ее чудеса она видит нечто другое, еще более прекрасное — такое прекрасное, чего обычное сознание человек или даже дверга и выдержать-то не могло бы.
— Она эльфийка, точно, — шептал Бага Вирте.
Он никогда не видел ни одной настоящей эльфийки, но был уверен, что они должны выглядеть именно так. Вот только приветливой королева была не по-эльфийски. Эльфы выглядят надменными и замкнутыми, а королева была настолько переполнена своим счастьем, что охотно делилась со всеми вокруг.
