Ленин (Природа легенды)

гениев всех времен и народов) с таким исключительным лингвистическим феноменом, как превращающиеся в образцы высокого искусства импровизации Ираклия Андронникова. Но (предлагаю каждому) вспомним, например, наших учителей - как школьных, так и университетских: наиболее талантливые из них даже самые скучные предметы легко превращали в интеллектуальный праздник, и если мы мысленно попытаемся сравнить речи, по разным поводам произносившиеся Лениным, с лекциями оставшихся в нашей памяти Учителей, то мы легко обнаружим, что доведись нам учиться у Ленина, мы бы, пожалуй, бессовестно прогуливали все его лекции, предпочтя непосредственному общению с ним изучение стандартного учебника и взятых взаймы конспектов добросовестных исполнительных сокурсниц. Но речь идет о сравнении его с его же соратниками - и чаще всего это сравнение оказывается совсем не в его пользу и здесь: хотим мы того или нет, а к числу лучших ораторов партии Ленина никак не отнести. Сопоставить его выступления с публичными выступлениями, скажем, Каменева и обнаружится пропасть между ними. О Троцком я уж и не говорю. Зададимся вполне естественным в таком раскладе вопросом: кому отдал бы предпочтение непредвзятый слушатель, равно не знающий ни того, ни другого, ни третьего? Едва ли не с первой минуты убеждающего любую аудиторию почти архитектурной стройностью, безупречной последовательностью и строгой логичностью Каменеву? Сверкающему парадоксальной мыслью и отточенной литературными упражнениями фразой Троцкому? Или все же совершенно бесцветному тяжеловесному Ленину? Попробуем отрешиться от всего того, что мы знаем о них, и составить себе представление об этих личностях как о людях, с которыми мы сталкиваемся как бы впервые: на фоне тех же Каменева и Троцкого Ленин будет выглядеть совершенно беспомощно. Строго говоря, не может даже получиться никакого сравнения между ними, как, например, не может получиться никакого сравнения между строем речи университетского профессора и речью пусть досконально, до тонкостей знающего свой предмет узкого специалиста, всецело замкнувшегося в решении каких-то сугубо прикладных задач. Речь Ленина проигрывает даже в сравнении со И.В.Сталиным, хотя - будем все же справедливы к нему - общее интеллектуальное (и культурное) превосходство над Сталиным чувствуется.1 Человеческая речь часто весьма предательская вещь. Скрыть в ней свою образованность, свою культуру еще можно, да и то с большим трудом (во всяком случае это требует специальных усилий, тяжесть которых в полной мере известна, вероятно, лишь профессиональным артистам), сымитировать же образование, и уж тем более общую культуру - просто невозможно. Публичные выступления Ленина - чего греха таить - не выдают в нем широко и всесторонне образованную личность, и уж ни в коем случае - человека высочайшей культуры, каким едва ли не все мы привыкли считать его под воздействием официальной пропаганды. Таким образом, если мы попытаемся составить какое-то свое самостоятельное суждение о Ленине, то, проанализировав тексты публичных его речей, мы рискуем прийти к неожиданному с точки зрения привычных нам представлений выводу о том, что право на лидерство в большевистской партии (и уж тем более в революционном движении вообще) легко - и с основанием! - может быть оспорено многими из тех, кого мы привыкли относить на вторые, а то и на третьи роли. Правда, - и многие современники единодушно сходятся в этой оценке - живые выступления Ленина всегда отличались какой-то скрытой энергией и умели передать ее аудитории. Будем справедливы: это свидетельство явной незаурядности политика. Но будем же справедливы до конца: умение оратора передать энергетический импульс своей аудитории совершенно недостаточное основание для вердикта о бесспорном его превосходстве над своими соратниками. Рядовой рок-музыкант способен возбудить своих слушателей до такого градуса, который не снился и самым блистательным постановщикам Большого и Ла Скалы. Впрочем, и в этом измерении публицистической магии он проигрывал многим из тех, кто все то время был рядом с ним. Теоретические работы. Я оставляю в стороне публицистические выступления, посвященные политической 'злобе дня'. В них Ленин остается все тем же, кем он обнаруживает себя в публичных речах: тяжеловесным, путанным, совершенно бесцветным. Между тем, речь письменная - и, как правило, в выгодную сторону отличается от речи устной. Наедине с чистым листом бумаги человек и чувствует себя не так, как перед аудиторией, тем более перед аудиторией, подверженной стремительным сменам настроения. Чистый лист бумаги ко многому обязывает - и не только потому, что написанное пером не вырубишь топором. 'Рукописи не горят!', и человек, обращающийся к Вечности (а берущий в руки перо обращается в конечном счете именно к ней) осознает себя куда более ответственным не только за мысль, но и за слово. Отсюда совсем не случайно, что письменная речь действительно выдающихся людей, даже посвящаясь скоропреходящему, нередко восходит до образцов подлинной литературы: откроем того же Маркса, или постоянных прижизненных соперников Ленина - Плеханова и Троцкого... Ответственность за слово - вот что стоит за тщательной отделкой формы. Ведь - как тут не вспомнить незабвенное гумилевское 'Слово': 'Солнце останавливали словом, Словом разрушали города' - в конечном счете именно оно в нашем материальном мире обладает наиболее материальной силой. Но есть и другой - если угодно, прагматический аспект. Выступление в печати (во всяком случае по фундаментальным вопросам своей компетенции) адресуется в первую очередь к тем, для кого само чтение составляет собой действительную потребность, т. е. по преимуществу к интеллигенции. Интеллигенция же всегда была особенно чувствительной к слову, ибо интуитивно всегда осознавала, что '...осиянно Только слово средь мирских тревог', поэтому уже одна только неряшливость формы могла оттолкнуть (и часто отталкивала!) и от автора, литературные же достоинства стиля, напротив, повышали интерес и к самому содержанию. Так что это? Небрежение формой, родственное пренебрежению многим из того, что прямо не относилось к сиюминутно решаемым политическим задачам, или род невольно проявляющегося презрения к тем, кому, собственно, и адресована публикация? 'И так сойдет', или имманентная неспособность к литературному труду, или и то и другое (и третье!) вместе? Кстати о презрении к интеллигенции - это отнюдь не ради красного словца. Собственные высказывания Ленина о людях, формировавших духовную атмосферу России тех лет, позволяют не то что предполагать - категорически утверждать глубочайшую неприязнь к ним. Но еще раз: оставим в стороне политическую сиюминутность и обратимся к горнему миру чистой теории. Многие из работ Ленина официальная пропаганда относит к выдающимся достижениям человеческого духа. Ленин, уверяют нас, внес огромнейший, фундаментальнейший вклад в развитие науки об обществе. Роль Ленина в истории гуманитарной мысли характеризует уже то обстоятельство, что целый комплекс обществоведческих дисциплин вот уже несколько десятилетий носит родовое название 'ленинизма'. Однако вчитаемся в работы этого на голову возвышающегося над всеми титанами мысли человека и мы увидим отчетливые следы какой-то нетерпеливости, спешки, многословия и вместе с тем явной незаконченности. Но спросим себя: в суетной ли спешке свершаются величайшие открытия века, мимоходом ли обретается вечная Истина?.. Впрочем, о содержании нам еще придется говорить, сейчас же речь только о форме. Что в первую очередь бросается в глаза при чтении ленинских работ, так это начитанность. Грандиозная, феноменальная начитанность, начитанность, способная поразить любое воображение. Начитанность, заставляющая невольно снимать шляпу любого, даже откровенно предвзято настроенного, человека. Бесконечные цитаты из книг, журнальных статей, резолюций, принимаемых во всех концах Европы различными собраниями, конференциями и съездами левых организаций, ссылки на публичные выступления политических деятелей того времени, прямые и косвенные упоминания о событиях, значимость которых едва ли могла гарантировать им широкую известность, - все это создает впечатление какой-то абсолютной информированности во всем, что так или иначе относится к социалистическому движению. Информированности почти нечеловеческой, той, что способна вызвать едва ли не суеверный страх. Но я призываю взглянуть на нее с, может быть, неожиданной стороны. У К.Маркса есть такое выражение: 'профессиональный кретинизм'. Вообще говоря, это в той или иной степени относится к каждому из нас, ибо на каждого из нас род наших занятий накладывает свой, часто неизгладимый, отпечаток. Но это же выражение может звучать и откровенно ругательным образом (нужно ли говорить, что именно тогда, когда этот отпечаток становится особенно заметным?). Сравним между собой людей, определявших интеллектуальный уровень левого крыла российской социал-демократии, все тех же Троцкого, Бухарина, Каменева, Радека и пр., и мы легко обнаружим, что по условной шкале этого самого 'профессионального кретинизма' Ленин занимает самое высокое место. Шерлок Холмс потрясал воображение простодушного доктора Ватсона не только своей гениальностью, но и своим, едва ли не абсолютным, невежеством во всем, что прямо не относилось к его профессии. Знаменитый сыщик умудрился в своем образовании пройти мимо той знакомой любому школьнику элементарной истины, согласно которой Земля вращается вокруг Солнца. Читая вещи, выходящие из-под пера стоявших рядом с Лениным людей, ни на минуту не забываешь о том, что рядом с программными установками политических партий существует история и музыка, поэзия и философия, ни на минуту не забываешь о том, что