уже на расстоянии выстрела. Напряжение медленно растёт, и героям остаётся сделать только шаг, чтобы покинуть знакомый до последнего камешка мир и оказаться где-то на восток от солнца, на запад от луны… где возможно решительно всё… с клеймом meth.
Раввин Лев стирает одну букву со лба голема, и жизнь превращается в смерть.
Кровь застыла, пальцы лёд -
Что-то страшное грядет.
И первый звоночек, знак того, что Порог уже близко…
Сестра, когда берёт машину, всегда слушает радио. Я - нет. Не люблю, когда кто-то - кто бы то ни был - пытается навязать мне свой вкус в музыке или искусстве, говорит, как одеваться, с кем дружить, пусть и преподнося это в форме совета. Разум дружеские 'советы' просто отметает, но изглоданное паранойей подсознание воспринимает их как посягательство на личную свободу. И меня нестерпимо тянет залить зелёнкой ту супермодную цветастую блузку 'посмотри-только-как-она-тебе-идёт!', стянуть на пол скатерть с геометрически верно расставленными на ней чайными чашками или треснуть кулаком по магнитофону - со всей силы, так, чтобы пластик раскололся, а электронная начинка вылезла наружу.
Но сейчас я протянула руку и включила радио.
Подождала.
Не веря своим ушам, защёлкала переключателем станций. Мельком поймала понимающий, грустный взгляд Катарины. Треск и шипение звучали похоронным маршем.
…'снег'. Помехи на всех частотах.
Стёпка снова заворчал. Катарина поправила шляпку, и без того сидевшую идеально, и оглянулась назад. Я поняла, что если сейчас же что-нибудь не скажу, то сойду с ума.
- А ты…
- Сверни здесь, пожалуйста, - негромко, но властно перебила она, кивком указав направо. Я подчинилась прежде, чем успела понять, что делаю. Поворот, спуск… 'Лада' запылила колёсами по узкой двухколейке, удаляясь от шоссе. По обе стороны дороги стройными рядами, как солдаты на плацу, поднялись высоченные подсолнухи.
И дурное предчувствие накрыло, словно рёв океанского шторма, стискивая сердце ледяной рукой. Нервы ожидаемо натянулись как гитарные струны, сердце, не менее ожидаемо, сбилось с шага и соскочило на рысь. Что-то приближалось. Быстро и неотвратимо. И веяло от него такой жутью, что даже я, атеистка до мозга костей, не верящая ни в рай, ни в ад, ни в Гарри Поттера, ощутила это.
А потом и увидела.
Впереди, на пригорке, куда поднималась дорога (хотя я твердо знала, что никакого пригорка здесь раньше не было), воздух вдруг колыхнулся, как колеблемая ветром тонкая занавеска. И всего на миг там возникли две расплывчатые фигуры, такие черные, что, казалось, они всасывают в себя дневной свет. Одна невероятно высокая, худая, как жердь, закутанная в длинный плащ с капюшоном, другая… Если бы Стёпка стал больше раз в десять, если бы дал себя изломать и изувечить, если бы зажёг в глазах безумные алые огни и отрастил кошмарные клыки… хотя нет, даже тогда он бы не мог выглядеть так.
'Глюк, навеянный жа…' - мысль пыхнула, словно костер, облитый бензином, и тут же сгинула. Выглядел 'обман зрения' весьма реалистично. Слишком реалистично, чтобы в голове хоть на миг мелькнуло: 'Подойти и пощупать, тогда уж наверняка!…'
Русский человек - человек особенный. Он бесстрашно лезет в речку, населённую стафилококком и хламидомонадой, с удовольствием ест мороженое при минус двадцати, способен починить 'шаттл' при помощи молотка и ржавой отвертки и передать любую информацию максимум десятком слов. Мы так давно выживаем, а не живем, что Армагеддон в наших умах девальвировался, как российский рубль, а границы возможного раздвинулись настолько, что мы ищем их всей страной, но всё никак не можем найти.
Мы искренне считаем самообман худшей из всех форм обмана. Поэтому, не веря ни во что, способны поверить во что угодно.
И твердо знаем, что в историю можно попасть тремя способами: войти, влезть и вляпаться, но почему-то все время выбираем последний.
Катарина резко выдохнула. Негромко щелкнули замки на футляре. 'А чехол куда делся? И когда?…' - мимолётно удивилась я и тут же налетела грудью на руль.
'Лада' заглохла. Ещё секунду назад жила, добродушно урчал под капотом мотор, и вот уже высится на дороге грудой мёртвого железа.
- Что за чёрт?! - растерянно пискнула я.
- Надеюсь, до него дело не дойдёт, - в голосе Катарины звенела сталь.
Крышка футляра отлетела с тихим щелчком, и на голубом бархате засиял короткий тонкий меч. Я так и прикипела к нему взглядом: в холодном оружии есть какое-то непонятное очарование, даже если это декоративные кинжалы и сабли на витрине сувенирного магазина, но меч Катарины был по-настоящему великолепен. Молочно-белая рукоять с тремя изумрудными 'глазками', вделанными в крестовину, трехгранный клинок из мягко мерцающего металла, такой острый, что порезаться можно, даже не коснувшись. Меч медленно наливался светом, и когда Катарина вынула его из футляра, ослепительно засиял, обжигая глаза почти как полуденное солнце.
- Блокирующая энергия, - проговорила рыжеволосая медленно, словно пробуя слова на вкус. - Посвященный высокого ранга…
Она посмотрела на меня и улыбнулась, но улыбка тут же увяла, словно первоцвет, прихваченный запоздавшими заморозками.
- Я должна идти. Попробуй завести машину… - Катарина запнулась, - просто уходи. Не жди меня. Да пребудет с тобой благословение Божье.
Она открыла дверцу машины и, оставив футляр и шляпку на сидении, вышла в дрожащее марево степного полудня. Я прилипла носом к стеклу, глядя, как светится меч в чуть отведенной в сторону руке, как Катарина с до невозможности выпрямленной спиной идёт меж подсолнухов и не спеша, легко поднимается на пригорок. Воздух колыхнулся, и я снова увидела тех двоих. На сей раз с ними было ещё и крылатое существо, отдалённо напоминающее летучую мышь-переростка с перепончатыми крыльями и мощными когтистыми лапами. 'Мышь' кружила в воздухе и… хохотала?
Катарина резко подняла меч, жердяй в плаще с капюшоном вскинул руки, и обе твари устремились к маленькой воительнице. Душераздирающий визг, тёмный вал, накрывший тонкую фигурку, яркая вспышка света, словно звезда, упавшая с небес… Степка, заходясь в низком, басовитом вое, одним прыжком оказался на моём плече. 'Прочь, прочь, хозяйка!'
С милашкой Баффи у меня нет ничего общего, кроме цвета волос, но всё же я отлично знаю - слава великому богу Телевизору - что нужно делать при виде опасной твари явно нечеловеческой природы.
Бежать, как можно быстрее.
Не помню, кто из мудрых сказал: 'Поскольку мы не знаем, что такое смерть, бояться её нелогично'. Но если смерть пляшет в полусотне шагов от вас, швыряет багровые шары и душераздирающе визжит, когда её касается сияющий меч, даже умирающие восстанут, параличные исцелятся, а хромые побегут так, что их смело можно будет записывать в легкоатлетическую сборную страны. Что говорить обо мне?
Руки дрожали, как у закоренелой наркоманки, и дверь удалось открыть с шестой, а, может с десятой попытки - я не считала. Почти вывалилась из машины, кое-как выпрямилась, хватаясь за дверцу, шипящий Стёпка до боли вонзил когти в моё плечо…
И зачем опять было смотреть туда?
Катарина двигалась плавно и изящно, словно танцевала, без труда ускользая от клыков и когтей жутких тварей и парируя выпады 'жердяя'… шляпа отлетела в сторону, и волосы вспыхивали на солнце яркой медью… сияющий меч порхал, словно бабочка…
Я отвернулась и, спотыкаясь и загребая ногами пыль, побежала к шоссе. Дикие нечеловеческие вопли, бьющие в спину, отдалились, стихли, но шоссе со снующими по нему машинами, не приблизилось ни на метр. Двигаясь теми же темпами, я смогла бы добраться до него, наверное, лет через пятьсот. Кем бы ни были существа с холма, они позаботились и о том, чтобы никто не вырвался из 'сумеречной зоны'.
'Но здесь же не пустыня Сахара! Вокруг колхозы, фермы… шоссе не безлюдное… неужели никто этого не видит… не слышит?' - мелькнула глупая, непрошенная мысль, и я в очередной раз споткнулась.
Стёпка грозно зарокотал в ухо, подобрался, вздыбливая шерсть. Пахнуло ледяным холодом, на дороге
