ненавистными ему бывших товарищей, поэтому мечтал о возвращении на родину, где никто не будет знать о его предательстве. Однако выступление на стороне русов болгар, гибель кмета Младана, спутавшая карты византийцев, паническое бегство отряда стратига Иоанна с перевалов к морю, ловушка в ущелье, в которую вместе с ним он только что угодил, придали мыслям Фулнера другое направление.
Византийские войска спафария Василия бесповоротно проиграли битву со славянами. Что же касается непосредственно отряда стратига Иоанна, в котором он находится, то он доживает последние часы независимо от того, удастся ли ему или нет выбраться из ущелья. Выберется из этой западни – угодит в другую, пробьется из гор к морю – будет добит на побережье. Уж Фулнер знает, как умны и расчетливы русские воеводы Асмус и Бразд, а отваге и воинскому умению их дружинников можно только позавидовать. Поэтому личн для него сейчас речь может идти лишь об одном – спасени собственной жизни. Для этого необходимо любой ценой выскользнуть из засады, предоставив стратига и его отрад уготованной им судьбе, а самому вернуться в лагерь спафария и вместе с ним попасть в империю. Что ему делать на родине, где нет ни семьи, ни богатства, а о спокойной и обеспеченной жизни он может только мечтать? Где снова его ждет дружина какого-нибудь ярла, набеги на берега соседей либо служба чужому конунгу и – в конце концов – погребальный костер павших викингов, с дымом которого его душа, подхваченная валькириями(Валькирии – воинственные райские девы-богини, решающие по повелению Одина исход битв и судьбы воинов (сканд. миф.).), отправится на Небо держать ответ перед грозным Одином.
Нет, он выберет иную судьбу! Спафарий Василий предоставит ему, как обещал, должность византийского центуриона, в Константинополе Фулнер отречется от старой веры и станет поклоняться богу ромеев – Христу. Он навсегда забудет о холодной и нищей родине! Однако для всего этого необходимо прежде всего одно – уцелеть сегодня.
Фулнер обвязал лезвие меча куском белой ткани, поднял его над головой. В сопровождении акритов, шагавших сбоку и сзади с горящими факелами, двинулся к неприятельской позиции. Взяв протянутый одним из спутников факел, взобрался на вершину вала из трупов, приблизил огонь к лицу.
– Викинги, узнаете меня? – прокричал он в темноту.– Если нет, смотрите лучше! Не бойтесь, подходите ближе. Сотник Индульф, узнал ли ты меня?
Какое– то время над чужими шеренгами продолжало царить безмолвие, затем оттуда раздался низкий, грубый голос:
– Я узнал тебя, Фулнер. Откуда ты здесь и что делаешь у наших врагов?
– Сотник, мы оба клялись Одину верно служить ярлу Эрику и киевскому конунгу Игорю. Однако здесь, в Болгарии, нет ни того, ни другого, само Небо избавило нас от данной некогда клятвы. Ты решил продолжить поход с русами, я стал служить империи. Это личное дело каждого их нас, однако мы по-прежнему остались варягами и должны щадить родную кровь. Мой теперешний ярл Иоанн предлагает тебе, сотник: опусти оружие, предоставь ромеев и русов их судьбе, а он в награду за это не тронет ни одного из викингов.
В ответ раздался громоподобный хохот Индульфа:
– Обещает не тронуть нас? Лучше посоветуй ему сделать обратное! И я воткну ромейского ярла вверх ногами в кучу его дохлых воинов!
Фулнер терпеливо переждал смех и насмешки других викингов, последовавшие за ответом сотника, заговорил снова:
– Индульф, я знаю, что вас, русов и викингов, перед началом боя было неполных пять сотен. Посмотри на горы трупов, которыми завалена дорога, каждый третий из них – рус или варяг. Значит, вас осталась в лучшем случае только половина. Теперь взгляни на силу, что движется против вас.
Фулнер высоко поднял факел над головой, наклонил в сторону, откуда пришел. В мерцающем свете факела, усилившем тусклый блеск луны, сотник увидел несколько готовых к атаке коробок византийских манипул. За ними в темноте шевелилась, строилась в ряды, вытягивалась в колонну плотная человеческая и конная масса.
– Индульф, мы уничтожим всякого, кто встанет на нашем пути. Согласишься пропустить нас без боя – все твои воины останутся жить. Если хотят, пусть умирают русы, почему вместе с ними должны расстаться с жизнью варяги?
– Я клялся конунгу Игорю, что всегда буду заодно с его воинами-русами! Я и викинги умрем вместе с ними!
– Ваши смерти будут напрасными, Индульф. Мы пойдем по вашим трупам дальше, и некому будет даже вознести ваши тела на погребальный костер. Пропустите нас без боя и делайте после этого что хотите. Можете хоть снова воевать с русами против империи. Только не губи напрасно из-за своего упрямства сынов Одина сейчас! Боги никогда не простят этого!
За спиной Фулнера звякнуло оружие, неподвижные доселе шеренги передней манипулы колыхнулись, медленно двинулись по дороге навстречу рядам русичей и викингов.
– Смотри, Индульф, мы идем! – прокричал Фулнер.– Если ты и викинги хотите жить – уступите нам путь без боя. Помните: одна пущенная в нас стрела, один удар копьем или секирой – и мы уничтожим вас всех до единого. Я все сказал, сотник, теперь дело за тобой. Будь благоразумен!
Фулнер соскочил с вала мертвых тел, отшвырнул в сторону факел. Быстро зашагал навстречу приближавшимся легионерам.
Индульф проводил его взглядом, тронул за локоть находившегося рядом с ним полоцкого сотника Брячеслава:
– Рус, надобно поговорить. Сойдем с дороги. Брячеслав молча последовал за викингом. Они остановились сбоку от дороги у ствола дерева.
– Слышал, что сказал Фулнер? – спросил Индульф, опираясь на длинную рукоять огромной забрызганной кровью секиры.
– Я слышал все.
– Тогда знай: ни один викинг не поднимет сейчас оружия против ромеев. Мы вновь станем воинами после того, как они пройдут мимо и покинут ущелье.
Брячеслав с удивлением посмотрел на варяга:
– Индульф, неужто ты настолько испугался ромеев, что от страха забыл о чести воина? И даже решил нарушить клятву, данную Одину и конунгу Игорю?
– Я никого и ничего не боюсь, кроме гнева богов,– высокомерно ответил Индульф.– Я готов сразиться один против десятка врагов, однако должен быть уверен, что в этом есть смысл. Сейчас его нет, мы все умрем бесцельно. Ромеи пойдут дальше, а наши смерти не принесут ярлам Бразду и Любену никакой пользы.
– Польза будет! Мы задержим ромеев в ущелье, и за это время к нам подоспеет подмога. Уверен, воевода Бразд уже послал ее.
– На нас идут все запертые в ущелье легионеры, никакая помощь ярла Бразда не остановит их. Ромеи хотят вернуться |туда, откуда пришли. Зачем мешать им? Их отряду все равно не пробиться к морю! Не сегодня, так завтра мы обязательно уничтожим их!
– Индульф, мы поставлены здесь не для того, чтобы беспрепятственно пропустить ворога. Я не изменю долгу воина!
– Рус, у тебя осталось четыре десятка дружинников, у пеня – около сотни викингов. Мы и наши воины сделали все, что могли. Если в нашей с тобой власти сохранить их «ни от бесцельной смерти – свершим это!
– Русичи не покупают жизнь ценой бесчестья! Брячеслав, считая разговор оконченным, хотел возвраi титься на дорогу, однако Индульф, перехватив рукоять секиры двумя руками, прижал ею шею сотника к стволу дерева.
– Нет, рус, ромеи без помех пройдут по дороге, и никто не тронет их даже пальцем. Смотри, что происходит, и, как сказал на прощанье Фулнер, будь тоже благоразумен.
Индульф слегка ослабил нажим на рукоять секиры. Брячеслав повернул голову к дороге и увидел, что его дружинники окружены плотным кольцом викингов, наставивших на них копья. В руках русичей тоже сверкали мечи, их копья и булавы были изготовлены к бою. Тесно сдвинув щиты, они стояли за ними плечом к плечу, их глаза были обращены к своему сотнику. Сейчас все зависело от Индульфа и Брячеслава: одно их неосторожное слово или движение – и между союзниками разгорится ожесточенная схватка. Выиграют же от нее только надвигавшиеся в боевом строю византийцы.
