Брячеслав отвернулся от дороги, посмотрел в глаза Индульфа:
– Варяг, я и мои воины уходим отсюда. Оставайся один и делай что желаешь.
Выслушав рассказ взволнованного Брячеслава и оставшись у костра вдвоем с Браздом, Любен со злостью переломил толстую ветку, швырнул ее в огонь.
– Обхитрили нас ромеи, воевода. Даже не пропусти их варяги без боя, они все равно вырвались бы из ловушки. Кто мог подумать, что Иоанн ударит всеми силами в сторону, откуда только что прибыл? Все время спешил к морю и вдруг попятился назад.
Лицо русича осталось невозмутимым.
– Сами совершили ошибку, сами ее исправим. Скажи, Любен, хорошо ли ты знаешь дорогу, на которую свернули ромеи?
– Только в этом году я проскакал по ней из конца в конец не один десяток раз. Вначале она ведет в разрушенное камнепадом селение, затем упирается в старую смолокурню на Зеленой горе. Стратигу не суждено уйти далеко от нас.
– Куда ромеи могут двинуться с Зеленой горы?
– На ней имеются, помимо дороги, три тропы. Две ведут к морю, одна – к заброшенному зимнему пастбищу. Мы перекроем все четыре спуска с горы, и ромеи снова окажутся в западне. Однако теперь мы не позволим перехитрить себя.
Бразд поправил концом копья горевшее в костре полено, раздумчиво, с остановками заговорил:
– Перекрыть дорогу и тропы легче всего, но что делать дальше? Брать гору приступом? Однако ромеев столько же, сколько сейчас нас, а один воин в обороне за рвом и завалом стоит трех наступающих. Укрывшись на горе и надеясь на помощь спафария Василия, недруги учинят нам жесточайшее сопротивление, их уничтожение будет стоить большой крови. Брать ромеев измором? У них сотни лошадей, походные вьюки с мукой и крупой, они могут пребывать в осаде хоть до зимы, а нам еще следует помочь главному воеводе Асмусу в битве против спафария. Нет, Любен, отряд стратига надобно разгромить иначе, причем вовсе не на Зеленой горе.
– Но где и как?
Бразд с лукавинкой взглянул на Любена:
– Ответь, кто сильнее: матерый волкодав или слабый котенок?
Удивленный болгарин едва не уронил в огонь кинжал, на котором жарил кусок мяса.
– Конечно, волкодав. Но при чем здесь он и котенок?
– Правильно, воевода, волкодав в сто крат сильнее котенка,– согласился Бразд.– Поэтому котенок всегда ищет спасения от злого пса в бегстве. Однако когда его загоняют в угол и бежать некуда, он смело бросается в глаза самому свирепому псу и борется за жизнь до конца. Точно так будут сражаться до последнего ромеи, когда мы окружим их на Зеленой горе. А это лишние смерти и потеря драгоценного для нас времени. Необходимо выпустить ромеев с горы, заставить поверить в обретенное ими спасение, а затем внезапно напасть в удобном для нас месте, когда они меньше всего будут этого ожидать. Согласен со мной?
– Да. Но каким образом свершить сказанное?
– Это сделают сами ромеи. Нам следует лишь подтолкнуть их к этому, вселить в их головы мысль о возможном спасении. Любен, для осуществления нашего замысла мне нужен человек, хорошо знающий здешние места и готовый умереть в борьбе с империей.
Пощипывая бороду, стратиг не сводил внимательного взгляда с приведенного к нему старика болгарина. Согбенный, босой, нищенски одетый, слезившиеся глаза выцвели от времени. В руках лукошко, наполовину заполненное грибами.
– Откуда он? – обратился Иоанн к Фулнеру, доставившему вместе с акритами к нему болгарина.
– Встретили в лесу возле старой смолокурни.
– Кто ты, старик? – спросил византиец у болгарина.
– Никто, господин, просто Божий человек,– последовал тихий ответ.– Остался на всем белом свете один и доживаю рек в брошенной смолокурне. Когда-то и у меня был дом, семья, радость, надежды. Да все в мгновение ока смели камни, что хлынули однажды с горы на селение. А кому нужен больной старик, который не может ни построить себе дом, ни возделать землю кмету? Потому и вынужден жить в старых заброшенных развалинах.
– Не завидую твоей доле, старик,– сочувственно сказал Иоанн.– Однако Небо вняло твоим молитвам и послало нас. Если проявишь сегодня хоть немного мудрости, то до конца дней твоих забудешь о нищете. Ответь, ты хорошо знаешь эти места?
– Гора и ее окрестности стали для меня родным домом. Мне было бы стыдно не знать свой дом.
– Куда можно спуститься с этой горы?
– На горе четыре ведущие вниз дороги. Куда тебе надобно, господин?
– Четыре? – повторил Иоанн, переглядываясь с Фулнером.– Мои воины обнаружили всего три. Какую они упустили? Впрочем, назови все доступные для спуска места.
– Прежде всего дорога, по которой вы поднялись на гору. Затем две тропы, что сбегают в сторону моря. И наконец, старая, чудом сохранившаяся козья тропа, по которой пастухи, когда еще существовало мое селение, гоняли скот на зимние пастбища.
Иоанн перевел взгляд на Фулнера:
– В скольких местах славяне громоздят завалы и копают рвы, преграждая нам путь с горы?
– В трех. На дороге и двух тропах, ведущих к морю. Видимо, они тоже не обнаружили козью тропу, о которой сообщил старик. Но вдруг от старости он что-либо путает? – Викинг метнул на болгарина подозрительный взгляд.
– Я говорю правду,– сказал старик, внимательно прислушивавшийся к разговору Иоанна с Фулнером.– Просто козья тропа никому давно не нужна и о ней все забыли. За истекший срок она заросла подлеском, скрылась под травой и осыпями камней. Как могут сыскать ее русы, чужие в этих местах, или дружинники покойного кмета Младана, прибывшие сюда с противоположной стороны перевала? Это воины, а не пастухи. Им больше знакомы дороги в далеких заморских краях, нежели тропы в родных горах.
– Однако среди болгарских воинов могут быть уроженцы здешних мест. Неужели козья тропа не известна даже им, пусть не пастухам, но наверняка заядлым охотникам? – не отставал.от болгарина Фулнер.
– Откуда им знать о ней? – пожал плечами старик.– С тех пор как исчезло мое селение, на горе редко кто бывает, а окрестные места из-за частых камнепадов слывут проклятыми Богом. Так что о тропе помню я один, постоянно живущий здесь. Да и то страшусь без крайней нужды ходить по ней, настолько это опасно.
Иоанн поднялся с камня, на котором сидел, вплотную приблизился к болгарину.
– Старик, вначале по козьей тропе ты скрытно выведешь моих воинов с горы, затем поможешь нам достичь побережья. За это получишь сто золотых монет. Их с лихвой хватит тебе на новый дом и безбедную жизнь. Согласен?
Болгарин нахмурил брови. Насколько мог, расправил плечи, подал грудь вперед.
– Что будет, если я скажу – нет? – Голос старика звучал по-прежнему тихо, однако в тоне явно чувствовался вызов.
– Тогда немедленно умрешь, а мы найдем тропу сами и выберемся отсюда без твоей помощи,– спокойно ответил стратиг.– Как видишь, тебе уже ничем не помешать нам, равно как ты лишен возможности сослужить добрую службу русам и соотечественникам. Поэтому думай о себе. Итак, выбирай: смерть на месте или жизнь и богатство.
Болгарин опустил голову, его губы беззвучно шевелились, словно он разговаривал сам с собой.
– В таких случаях не выбирают,– наконец обреченно сказал он.– Я согласен. Однако по тропе не пройти с лошадьми, твоим воинам придется оставить их на горе.
– Нам все равно пришлось бы расстаться с ними,– проговорил Иоанн.– Толку от них вне дорог мало, а выдать нас на козьей тропе топотом или ржаньем им ничего не стоит. Старик, мы выступаем в путь сейчас же. Ты пойдешь первым, и помни, что твоя жизнь и смерть всецело в наших руках…
На второй день пути после бегства с Зеленой горы на одном из привалов Фулнер отозвал в сторону старшего из ак-ритов. Указал ему место рядом с собой на брошенном в траву плаще.
