— Погоди, — встревожился вдруг Заврик — астумы у тебя тоже там?
— Ты что, за лоха меня держишь — перед всяким валютой светить? Не боись, припрятаны надежно.
— Мужики, я думаю, у меня в ошейнике они лучше схоронятся. — подал голос Кусака — Не дай бог шмон, так ведь погорите. А на хапсика кто подумает?
— И то верно. Себе оставим по двадцатнику мелкими, это ничего.
Перепрятав СКВ, потопали к селению. Там все сошло благополучно. Староста вначале, правда, поворчал по поводу городских, но, узнав, в чем дело, отмяк и даже предложил — для проформы — помочь снести мешки с урожаем в амбар, а взамен выделил талоны на обед в деревенской харчевне, еда в которой была вкусной и обильной, не то что скудные порции бурды и помоев в пунктах общественного питания. Разведчики наелись до отвала, накормили Кусаку, да еще и набрали с собой копченостей, солений и отличных сухарей.
Удивленный и растроганный Пейпиво — подобное радушие было для Сомагана просто невероятным — подарил старосте астумскую пятерку и успокоил его:
— Да бери, борода, не удивляйся. Мы от души. К нам никто еще так по–человечески не относился.
— Ну, коль от души… — староста бережно спрятал деньги в сейф — Я ведь тож когда–то и сам походил так–то. Так верите, под конец уж и не рад был. Все с тебя чего–то тянут, подфартило, мол, так давай, отстегивай. Вы куда направляетесь–то?
— В Лома Непобедимые.
— Годится. Только я вам скажу, топайте–ка лучше в Бахпук. У меня тамошний околоточный в свойственниках, вы ему привет от дядьки Жамопуза передайте, да две этаких же (Жамопуз через плечо ткнул большим пальцем в сторону сейфа) бумаженции киньте, так он вам пробу разрешит. Мало ли чего врачи там написали? Анализы вроде подходящие, а вдруг несовместимость? А потом уж идите, куда хотите и там ордер погасите, как следует быть. По одной бумажке два раза, а? — и Жамопуз заговорщически подмигнул.
— Кусака, а ну, выдай карту! — передал по м–кому Пейпиво — Где там этот Бахпук?
— Рыбацкий поселок на берегу моря. Мы этот вариант и не рассматривали, там пришлые все на виду, но если так… И лодкой можно будет разжиться. Одолжить, вроде как для рыбалки, или еще как.
— Тип–топ! — Пейпиво вышел из задумчивости и перешел на местную речь:
— Спасибо, дядя! А как туда добраться?
— Так переночуйте на сеновале, а завтра поможете зерно везти, выгрузите там. У нас разрешение на прямой обмен — зерно на рыбу. И вам хорошо, и нам — грузчиков посылать не надо, а то у нас страда, у них путина («Путина — лучше и не надо! — передал Кусака — в море полно судов, пограничники размякшие на свежатине»), так каждая пара рук на счету. А пока, ежели хотите, потаскайте еще мешки — за ужин и за завтрак.
— Годится! — Заврик с хрустом расправил могучее тело — Мешки таскать — дело веселое.
Укладывались спать на душистом сене, усталые, но сытые и довольные.
— А знаете, — передал Заврик — для Сомагана, кажется, не все еще потеряно. Солдаты спецвойск на политработников чхать хотели, на селе зловредный гуманизм угнездился.
— Ничего удивительного. — отозвался Пейпиво — У нас на Земле и не такое бывало, и все равно, простые люди людьми оставались, делали потихоньку свое дело и жили как могли.
— Мне другое удивительно. — сонно проворчал Кусака.
— Что?
— Мы, все трое, с обеда не сказали ни слова по фени.
Назавтра три тяжело груженные повозки отправились в путь по разбитому проселку. Возчиком при них состоял дряхлый инвалид, но упряжные животные были смирными и флегматичными, повод заднего привязывался к передней повозке, да и Кусака, вполне освоившийся в новой форме, помогал поддерживать порядок, игнорируя шуточки Заврика по поводу своей цивилизованности, и вереница продвигалась без проблем.
Небольшое приключение осложнило дорогу только километрах в пяти не доезжая Бахпука. Легковая машина, стоявшая поперек дороги, загораживала путь; неподалеку на берегу ручья стояла палатка, горел костер, а возле него копошились два типа весьма неприятной наружности.
— Функционеры — дед остановил караван.
— Какие еще функционеры?
— Партейные, какие ж еще. Патриоты. Хотя бить, может, и не будут. Всяко бывает. Так… поизмываются малость, да и пропустят.
Дед прислушался:
— Точно. Повезло. Шиска у них в палатке, так что не до нас им будет. Ишь, на природе захотелось.
Дед отрешенно уселся на передок повозки.
— Погоди, как это — шиска? — удивился Пейпиво. — Они же общественные.
— Так и у них, небось, не личная. Только общество у них свое.
Пейпиво и Заврик переглянулись. Кусака вертелся под ногами.
— Погоди, я сам. — остановил его Заврик. — Тебя побережем на крайний случай. Сохраняй инкогнито.
Заврик подошел к функционерам и просительно промолвил, старательно копируя манеру разговора крестьян:
— Я извиняюсь, но пустите уж проехать, господа хорошие. Уберите машину.
— А сам убери, если сможешь.
Функционер хмыкнул, второй загоготал.
— А ключи дадите?
— Ключи тебе, быдло? — функционер, видимо, был в лирическом настроении и даже не рассердился. — Да тебе в лимузин и садиться нельзя, куча навозная. Как хочешь, так и управляйся.
— Ну что ж, раз нельзя садиться, так и не будем.
Дед сидел обмерев. Пейпиво тщетно насиловал м–ком, пытаясь урезонить инженера — Заврик не на шутку обиделся и не реагировал на увещания. Он подошел к машине, ухватился за подножку, приподнял одну сторону (функционеры посерьезнели, лица у них вытянулись) и волоком поперек затащил автомобиль представительского класса вплотную между двумя деревьями — к одному передом, к другому задом.
— Ты что, чмо деревенское, офигел? — функционер схватил туристский топорик.
— Заткнись лучше, урод — Заврик бросил имитировать сельского — Не то дам щелбан, и сдохнешь.
— Щелбан? Что еще за щелбан?
— Смотри.
Заврик с оттягом хлобыснул толстым как сарделька пальцем по крыше автомобиля. Раздалось громкое: «Дзан–н!», машина присела и закачалась, амортизаторы пискнули, крыша промялась, в воздух взлетело облачко охлопьев краски, по стеклам зазмеились трещины. Заврик с места перепрыгнул через машину, двумя пальцами выдернул из руки функционера топорик (тот вскрикнул и схватился за свернутую кисть руки), схватил обоих за шкирку и прошипел им в лицо:
— Если вы, ублюдки, еще где–нибудь хоть случайно меня увидите, бегите и прячьтесь, не то пожалеете, что на свет родились! Яйца оторву и съесть заставлю!
Швырнув их себе под ноги, ткнул им что–то под нос:
— Понятно, придурочки?
Оба функционера, явственно превозмогая боль, мгновенно вскочили на ноги, вытянулись в струнку и отрапортовали хором:
— Так точно, понятно, ваше превосходство!
— Вот так–то! И молчать намертво! — Заврик вскинул вверх сжатый кулак: — Века и века…
— Бунубадаму!!! — зашлись визгом функционеры, пожирая Шишку Ходячую, галактического
