Воя все громче, все безумнее — и все чаще и глубже бил себя ножом. По груди, по рукам, по лицу, по шее…
А я боролся с тяжестью, утягивавшей меня в холод и сон. Закрыть глаза — это так легко…
— Молодец, Стас, — пробормотал я из последних сил.
Или мне показалось, что проговорил? А губы лишь едва дрогнула?
— Молодец, Стас! — попытался крикнуть я.
Не для Стаса — едва ли он меня слышал, а даже если бы и услышал, едва ли бы понял. Для крошечного микрофона, пришпиленного с внутренней стороны футболки.
— Молодец, Стас!!!
Его вой метался по крошечной избушке, сверкали безумные глаза мальчишки на залитом кровью лице — застывшим взглядом он глядел на то, что Стас делал с собой… А я сидел на коленях, схватившись руками за края живота, откуда пытался вывалиться скользкий клубок, и старался не двигаться.
Ну где же ты, полковник! Где же ты!
Кодовое слово сказано. Теперь можно! Теперь нужно! Где же ты!!!
Кажется, снаружи зарычал мегафон, выкрикивая какую-то команду, но что — не разобрать. Стас выл — и рубил себя. Выл — и рубил…
Наконец-то его крик стал тише, движения медленнее, медленнее, медленнее…
Он скорчился на полу, уткнувшись головой в колени. Под ним расплывалась лужа крови, черная в скудном свете свечей. И весь он был в крови. Истерзанный ломоть мяса, у которого не осталось даже глаз.
Совсем затих, завалился на бок. Но еще дышал. Кровь пенилась у него на губах:
— Больно… Как больно… Господи, когда же это кончится… Где меню?.. Почему нет меню?.. Дьявол, как больно… Когда же меня выкинет в меню…
Я падал в сон, полный холода и льда…
И тут с грохотом вылетело окно.
Кто-то в тяжелом бронежилете рыбкой влетел внутрь часовни. Плюхнулся на пол, перекатился в сторону, вскочил на колено — уже выставив руку с короткоствольным автоматом, готовый стрелять…
Но стрелять было не в кого. Все уже было сделано.
Кто-то влетел в другое окно, и сразу двое вбежали в дверь.
Часовню наполнили крики, топот, запрыгали лучи фонарей, потом прямо в окно ударил свет прожекторов, ослепляя…
— Мальчишка целый. Совсем, — чей-то голос. — Так, лоб малость покарябали…
И чьи-то руки схватили меня, поднимая.
— О, господи! У него живот…
— Вон он, цензор! — голос чуть в стороне. Там, где был Стас. — Быстрее капельницы, он еще дышит! Быстрее сюда!
Я почти потерял сознание, но из последних сил цеплялся за реальность.
Еще не все кончено. Есть кое-что, что я должен сделать. Обязательно должен сделать…
— Эй! — позвал я расплывчатое лицо надо мной.
Попытался. Голос меня не слушался. Вышел сиплый выдох.
— Эй! — крикнул я.
— Он что-то пытается сказать…
— Кто?.. Он?.. Да что он…
— Эй!!!
На этот раз, кажется, я в самом деле смог выдавить какой-то звук. Лицо склонилось совсем близко.
— Не надо… — выговорил я из последних сил. — Оставьте его… Не трогайте… Дайте ему умереть. Он заслужил не знать, что он сделал.
