Из первого ряда, подошедшего уже на расстояние десяти шагов к цепи, выделились трое Ведунов, одежда которых отличалась большим изяществом и блеском, нежели у других. Тот, что стоял посередине — видимо, главный — поднял руку, приказывая отряду остановиться, и эти трое сделали еще два шага к цепи.
— Приветствую тебя, Велимир! — сказал главный густым красивым баритоном
— С каких это пор ты стал таким вежливым, Кирд? — усмехнулся предводитель Стражей и Хранителей. — А впрочем, привет и тебе.
— Как я вижу, вы опять собираетесь нам помешать? — продолжал очень учтиво говорить тот, кого Велимир назвал Кирдом. — Неужто слава предков не дает покоя?
— Если кому-то она и не дает покоя, так это тебе, — парировал выпад Велимир. Кирд усмехнулся, окинул взглядом цепь и покачал головой.
— Я вижу, твое войско все редеет, — проговорил он наигранно озабоченным тоном. — Похоже, идеи защиты миров от внешних нападений сегодня стали не так популярны, как прежде?
— Нет, просто кое-кто сегодня додумался ловить Стражей и Хранителей и сажать их в тюрьмы, чтобы они не смогли присоединиться к битве, — невинно заметил Велимир. — Не подскажешь, кто бы это мог быть?
Кирд рассмеялся не менее красивым, чем был он сам и его голос, мелодичным смехом.
— Ну что ж, Велимир, — сказал он неожиданно серьезно, закончив смеяться. — Хватит играть словами. Давай поговорим о деле.
Велимир пожал плечами: валяй, мол.
— Думаю, нам обоим понятно, кто выиграет в этой битве, — продолжил Кирд и выразительно посмотрел на своих воинов. Велимир молча ждал, что он еще скажет. — Поэтому я тебе предлагаю: уходи отсюда вместе со своими людьми. Можешь на меня положиться, в спину вам никто стрелять не станет и никто вас не тронет. Согласись, иногда сохранить жизнь своим людям гораздо важнее, чем выиграть схватку.
Наступило молчание. Ксения напряженно следила за Велимиром, время от времени поглядывая на Ведунов. Те стояли, с высокомерным презрением и насмешкой глядя на выстроившихся у них на пути камикадзе, уверенные в своих силах и в своей победе. Ксения почувствовала, как похолодела рукоятка меча, холод от нее передался ее ладони, перешел на плечо и дошел до груди, застыв там острым колючим шариком. Девочка поняла, что меч передал ей вспыхнувшую в нем холодную злость.
Предводитель Стражей и Хранителей поднял голову и с легкой усмешкой посмотрел на Кирда.
— Однажды ты уже предлагал нам подобное и наверняка помнишь мой ответ, — сказал он. Помолчал и добавил: — Но в одном ты прав. Мы действительно знаем, за кем сегодня будет победа.
При этих словах он выразительно поднял меч.
Кирд, видимо, ожидал такого ответа. Услышав его, он сокрушенно покачал головой. Ксения не знала, каков был ответ Велимира перед той битвой, о которой он говорил, и чем, собственно, эта битва закончилась, но ей подумалось, что в случае согласия предводителя Стражей и Хранителей или их поражения Кирд вряд ли привел бы с собой столько народу.
— Ну что ж, — Кирд пожал плечами. — Мое дело предложить.
— А наше дело — отказаться, — нехорошо улыбнулся Велимир.
Трое Ведунов повернулись и отошли к своим воинам. Некоторое время у них шел какой-то разговор, потом Кирд повернулся и вновь взмахнул рукой. Тут же все воины, пусть и с неохотой, сняли щиты и положили их на землю.
— Хочешь чувствовать себя великодушным? — не упустил случая съязвить Велимир.
— Это мое право, — вновь пожал плечами Кирд. Вытащил из ножен меч и крикнул: — Вперед!
Солнце коснулось своим нижним краем горизонта. Его оранжевые лучи превратили бегущих вверх по холму людей в четко очерченные темные силуэты — словно это были не люди, а всего лишь тени людей. От стоявших лицом к ним Стражей и Хранителей их отделял всего десяток шагов, и преодолеть их можно было за считанные секунды.
Никто не знает, чем стали эти несколько секунд для Ксюши. Вдруг, совершенно неожиданно, непонятно откуда появившись, ее пронзил страх — холодный отупляющий ужас, который сковывает движения и не дает сопротивляться, даже если это еще возможно. Когда эта лавина черных теней хлынула снизу, грозя раздавить и смести со своего пути любое препятствие, Ксюша сдавленно охнула и отступила на шаг назад, словно это могло спасти ее от лавины. Ее нога натолкнулась на всего несколько минут назад воткнутую ею же самой в землю палку, являющуюся той границей, за которую ей нельзя было переступать. Если она переступит — и Ксюша это отлично понимала — эту лавину уже ничто не сможет остановить, и путь к Вратам для них будет открыт.
Ну и пусть — стукнуло у Ксюши в голове. Неожиданно ей захотелось бросить меч, лечь на землю и заснуть, заснуть крепким и беспробудным сном, чтобы больше не нужно было бороться, не нужно было стоять на ногах и держать неожиданно ставший тяжелым меч, не нужно было смотреть на несущуюся вверх лавину… И пусть Ведуны открывают свои Врата, пусть разгорается война, пусть, пусть — какое ей дело? Ну и пусть…
Ну и пусть?!
Меч в ладони Ксении задрожал, рукоять нагрелась.
Ну и пусть?!
Ксения резко вскинула голову. Как она могла позволить себе такое подумать? Как она могла даже подумать о том, что можно сдаться, сложить оружие, и неважно, что будет происходить после этого? Как она могла! В ней говорил страх, этот животный ужас, заставивший ее сделать шаг назад, и еще то самое зловещее 'ну и пусть', с которым она боролась всю свою сознательную жизнь. Но сейчас, в этот момент, в ней говорит уже она сама, а не ее страх. И она, Ксения, не собирается сдаваться.
Потому что святая вера в верность выбранного пути, веявшая от каждого Стража и Хранителя, заразила и ее. Потому что она больше не могла от этого отказаться. Потому что больше она не могла предать. Один раз взяв в руки меч, она подписалась под неведомой ей клятвой, которая теперь не давала Ксении отступить и опустить руки. Ради этого мира, ради спокойствия всей Вселенной, ради всех Стражей и Хранителей, ради Марка — она должна была стоять на отведенном ей клочке земли и сдерживать натиск противника. Потому что ей доверяли, на нее надеялись, в нее верили — значит, она должна была это доверие оправдать. Другого не дано.
Повинуясь ее руке, меч со своим обычным свистом вспорол воздух. Ведуны были уже в двух шагах. Последние лучи заходящего солнца отразились в глазах Ксении и вспыхнули в них недобрым огнем.
То, что происходило после того, как темная лавина Ведунов нахлынула на цепь Стражей и Хранителей и битва началась, Ксения видела, словно в тумане. Это был не белый и рыхлый, почти осязаемый водяной туман, нет — этот туман, стоявший у Ксении в глазах, был кроваво-красного цвета и опадал вниз каплями кровавой росы. Сквозь него Ксения видела блеск мечей и перекошенные злобой и яростью, еще несколько минут назад уверенные в себе лица Ведунов; перед ее глазами мелькали их доспехи и то и дело тянущиеся к ней, чтобы схватить, пятерни… Впрочем, они недооценивали реакцию Ксении, заменявшую ей умение обращаться с мечом. На атаки она отвечала атакой, и меч с охотой помогал ей делать правильные выпады, будто не она управляла им, а он — ею.
Время от времени в поле ее зрения появлялся Марк, принимавший на свой меч удары, которые Ксения не успевала отразить. Хороший и преданный Марк, он был верен данному Велимиру обещанию — охранять ее, ему и в голову не могло прийти, что можно это обещание нарушить и думать только о собственной шкуре. А ведь ему приходилось несладко: Ведуны напирали, уже несколько раз ему приходилось вскакивать на валун за своей спиной, чтобы отразить удары. Но все равно, каждый раз, когда Ксении была нужна помощь, он совершенно неожиданно возникал рядом, отбивал удары, предназначавшиеся для нее, а потом, глянув на свой участок, с неизменным удивленным криком: 'А ты куда?!' бросался к своему валуну и загонял обратно за границу не в меру прыткого противника. Он был прав, когда говорил, что война раскрывает человека, показывает его истинную суть. Но сейчас Ксения смогла бы его дополнить: война раскрывает человека не только для него самого, а прежде всего для других. Милый и хороший Марк, как же я раньше не замечала твоей преданности, твоей отзывчивости и самоотверженности? Почему я не верила, когда ты
