немного напоминали стиль пения Марлен Дитрих.
Когда Бранда закончила петь, Язон наградил ее аплодисментами. Барт оказался в ударе. Он играл одну мелодию за другой и хотел, чтобы Бранда продолжала пение. Стоило зазвучать музыке песни «Леди- бродяга», Бранда тотчас же подхватила:
— О Боже! Ты обязательно должна завтра это спеть, — заявил Язон. — Такое всегда трогает.
— У меня свой репертуар. — Бранда отпила из стакана. — В него входит «Ты делаешь мне больно». Ну а для начала я спою «Ты со мной в моей душе».
— Ясно, — сказал Барт. — Нечто подобное и ожидают люди. Кто завтра вечером будет думать о Салли Пил?!
— Заполучить бы ее менеджера! Тогда можно было бы ни о чем не беспокоиться. — Глаза Бранды приняли мечтательное выражение.
Переглянувшись с Язоном, Барт спросил девушку:
— Ты действительно хочешь сделать великую карьеру? Но почему не можешь удовлетвориться тем, что каждый вечер посетители этого ресторана будут безумствовать от твоего пения, что все будут приходить сюда, чтобы увидеть и услышать тебя?
— Я хочу полного успеха, — усмехнулась Бранда. — Хочу ощутить, что значит быть наверху, окруженной ликованием и обожанием. Я хочу это узнать.
— У тебя есть трамплин, — сказал Язон.
— Давайте еще раз все проверим, чтобы завтра не было накладок. — Бранда взяла новую сигарету из пачки, которую Язон бросил на рояль. — Завтра вечером все должно быть в ажуре.
— На нас ты можешь положиться, — заверил ее Язон.
— Я разузнал. Салли приезжает завтра с Оливером Ратбоном, который выпускает ее пластинки. Они остановятся в отеле «Фэрмонт», — сообщил Барт, сидящий рядом с Язоном за стойкой бара.
Язон отпил из своего стакана. После того как Бранда попрощалась с ними, она заскочила в бар «Кондор», расположенный через два квартала на Колумбус-стрит. Играл джаз, однако зал был наполовину пуст.
— Ты полагаешь, что доберешься до этого типа? — спросил Язон.
— А что? Нет проблем! Мне уже кое-что пришло в голову. Я очень тактично обращу его внимание на Бранду. Что-то в этом роде надо организовать. Нельзя доверяться случаю. Если этот тип уже в городе, он должен побывать в «Касабланке».
— Говорить ты умеешь, — ухмыльнулся Язон.
— И в этом все дело. Почему этот Ратбон должен пройти мимо выпивки, чтобы послушать Бранду? Свою дозу на ночь он должен принять не в баре отеля.
— «Фэрмонт» — шикарная гостиница, — заметил Язон. — И бар там превосходный. Мне действительно интересно, удастся ли тебе заманить его в «Касабланку».
— Весь вопрос в силе убеждения. Мы все же решили сделать кое-что для Бранды. Потому нельзя сидеть сложа руки.
Язон мрачно смотрел перед собой.
— В сущности, мы действуем против самих себя, — промолвил он. — Если Бранда действительно сделает карьеру, она улизнет, скажем, в Нью-Йорк, Лос-Анджелес или еще куда-нибудь. И мы увидим, как без нее затрещит «Касабланка».
— Людям, которые будут приходить в наше заведение, в сущности, безразлично, кто поет. Они не ждут звезд. Они хотят хорошую музыку и благоприятную атмосферу. А это мы можем им обеспечить и без Бранды.
— Счастье, что она не слышит нас, — хмыкнул Язон.
— Ты читаешь мои мысли. Конечно, Бранда — супер. Молва разнесет, что ее выступления — это нечто. Люди будут сюда приходить ради Бранды. Но когда «Касабланка» завоюет себе имя, тогда дело начнет крутиться и без нее. Так мы будем что-нибудь делать для Бранды или нет?
Язон кивнул.
— Это уже решено.
— Тогда оставь мне этого Ратбона. Ему необходимо только завтра или послезавтра, пока он здесь, не пройти мимо «Касабланки». Все остальное сделают Бранда и ее голос.
— Ты думаешь, мы в состоянии объективно о ней судить?
— Да, — ответил Барт. — Конечно, в состоянии. Я твердо убежден: в один прекрасный день она окажется наверху. Тогда ее имя будет светиться огромными мигающими буквами на Бродвее, и люди начнут драться за билеты, чтобы услышать Бранду.
— Нашу Бранду, — произнес Язон.
— Звезду, которую открыла «Касабланка», — добавил Барт. — Подумай только, Язон. Владеть таким заведением всегда было моей мечтой, и Бранда позаботилась об этом — отец передал ей ресторан. За это мы должны быть благодарны девушке. Мы обязаны ей помочь. Одна она никогда ничего не добьется.
— Я уже вижу тебя ее менеджером. Ты летаешь с ней по свету, а я остаюсь один в «Касабланке».
— Ерунда! — возразил Барт. — У меня нет никакого желания путешествовать. Я слишком привязан к своей земле. Я люблю Сан-Франциско и до дурости влюблен в «Касабланку». Ты разве не находишь, что тривиальный ресторан превратился в чудесное заведение?
— На Колумбус-стрит может произойти сенсация, — согласился Язон.
— И не только здесь, — продолжал Барт. — Вот увидишь. «Касабланка» выдержана в стиле сороковых годов, и люди, имеющие парочку лишних долларов, уже, считай, наши клиенты.
— Те, которые хорошо помнят Хэмфри Богарта и его фильмы, — заметил Язон.
— Положись на меня, придет и молодежь. «Касабланка» — волшебное слово. От ресторана ждут нечто такое, как от «Кафе Рик», например. И мы предложим им это.
Язон рассмеялся.
— Наш ресторан уже намного благородней.
— И в любом случае одну песню Бранда должна петь на бис. Публика будет ждать этого. — Последнее замечание Язона Барт прослушал.
— Организовано просто фантастически, — добавил Язон. — Собственно, невозможно, чтобы все вдруг пошло вкривь и вкось.
— Скрести пальцы, — ухмыльнулся Барт. — Постучи по дереву и сплюнь три раза. Для меня величайшей удачей было бы, если бы этот проклятый Оливер Ратбон появился здесь. В любом случае мы должны держать для него лучший столик. Бранда ни о чем не должна знать. Тогда она не станет нервничать и почувствует себя естественно и спокойно. В этом случае ее голос будет звучать великолепным образом.
Язон и Барт подняли стаканы.
— За стопроцентный успех завтра вечером, — торжественно произнес Язон.
— Сан-Франциско! — бросила Салли с отвращением. — Я едва могу дождаться, когда мы снова окажемся в Нью-Йорке.
Стоя у окна элегантного салона, относящегося к числу наиболее дорогостоящих апартаментов фешенебельного отеля «Фэрмонт», она смотрела на Мэйсон-стрит, по которой струился транспортный поток.
Оливер бросил лед в принесенный официантом напиток и опустился в одно из широких кресел, обитых парчой.
