А вот фемы Климатов и Корсуня придется отдать на разграбление. Хотя… Если армия доместика схол[6] Иоанна Куркуаса окажется там, да еще усиленная отрядами Варды Фоки из Македонии и стратилата[7] Федора из Фракии… Доместик умен, очень умен. А кроме того, он еще храбр и везуч. Может, случится очередное чудо, и он удержит росов.
Много племен вошло в союз с Киевским князем. Очень много. И пацинаки… Но главное не это. Уже год, как ходят слухи о новых варварах, появившихся в землях росов. И невиданном оружии пришельцев. Странные сведения. Слухи, гуляющие среди пацинаков, мало кого беспокоят. Дикари пугаются всего, что не видели их предки. Намного опаснее паника, что набирала обороты в каганате. Впрочем, в последнее время ужас помалу сходит на нет. И не только потому, что росы собрались на Империю.
Иосиф не глуп. И разобрался в подоплеке событий. И увидел оружие, до полусмерти напугавшее его воинов.
Никифор помнил самострел, что спрятан нынче в каком-то потаенном хранилище. Тот, первый, добыл Ираклий. Был второй и третий, выкраденные у хазар. Но те разобрали на мельчайшие части оружейники и златокузнецы. Разобрали, рассмотрели и сказали, что увидели, не скрыв ничего. А увидели мастера многое.
Задумка хитрая. И исполнено так, что никто в Империи не берется повторить. Но нет смысла повторять. Ни дальности стрельбы, ни пробивной силы. Хороша скорострельность, но закованным в броню клибанариям эта игрушка не опасна. И панцирной пехоте — тоже. А до легкой конницы просто не добьет. Разве что при штурме укреплений может представлять некую опасность. Но там и обычные росские самострелы неприятны…
Подсылкой это не может быть. Разными путями попало оружие в руки хазар. А похоже, как капли воды из одного кувшина. И добытый Ираклием самострел точно такой же.
Наверное, можно не обращать внимания на этих «русинов». Еще один варварский род, где-то раздобывший чужую поделку. Не сами же дикие лесовики сделали столь красивую игрушку. Но только игрушку. Пожалуй, в отчет должны войти именно эти формулировки.
Никифор устроился поудобней и склонился над листом бумаги…
Рим, год 941 от Рождества Христова, апрель
— К черту! Мне надоели эти никому не нужные куртуазности! — крепкий, коротко стриженный мужчина, шурша длинными полами парадных одеяний, раздраженно прошел через комнату. Сбросил с плеч груз одежды. Оставшись в одном камзоле, плюхнулся в удобное кресло. — Вот скажи, Генрих, на кой черт нам сдалось это четырехчасовое выстаивание и приветственные речи ни о чем? Нам, друзьям детства!
— Спокойней, Альберих, спокойней, — усмехнулся тот, к кому обращался герцог Сполетский. — Черни необходимы зрелища. Она без них тоскует и начинает задумываться о неподобающем. А черни с дворянскими титулами — особые зрелища! Кому, как не тебе знать об этом! Вся мудрость родилась на этих землях!
Генрих устроился в кресле напротив герцога и взял со столика бокал с бургундским.
— За встречу!
Альберих отсалютовал бокалом. Собеседники пригубили вино.
— А теперь объясни мне, — произнес герцог, — что происходит.
— Тебя что-то удивляет?
— А ты как думаешь? Два месяца назад ты просишь меня помочь в свержении брата. Что было вполне ожидаемо, с учетом ваших несколько натянутых отношений в последние годы. Насколько понимаю, сейчас всё должно быть готово. Осталось только дождаться подхода моей армии. И вдруг ты прибываешь полномочным послом Оттона! В этот самый момент! Вы воюете или решили пока дружить? И если верно второе, то против кого ваша дружба?
— Всё меняется, мой друг, всё меняется. Задуманное таковым и останется. И тому есть причины! Веские причины!
— Интересно узнать какие, принц.
— Разные, — Генрих усмехнулся. — Первая — с Отто мне не справиться. А эшафот — не лучшее завершение карьеры. Да и, честно говоря, король из него вышел намного лучше, чем получится из меня. Считай это откровением, снизошедшим с небес.
— Ну, допустим, с подобным можно согласиться, — протянул Альберих. — Только сомневаюсь, что эта причина единственная!
— Нет, конечно! — усмехнулся принц. — В конце концов, покаяться никогда не поздно. И вряд ли брат отправил бы меня на эшафот. Отослал бы герцогом в Баварию. Воевать с мадьярами. Или еще кем. Существует еще одна причина, куда более важная. Собственно, из-за нее я и приехал. А не ради той болтовни, которой мы сегодня занимались четыре часа.
— И какая же? — поднял левую бровь Альберих. — Ты меня, право, заинтриговал.
— Русы, — коротко ответил Генрих.
— Кто такие «русы»?
— Славяне. Родичи вендам. Живут за Данапром. Даны называют их страну Гардарикой.
— Знакомые имена, — герцог задумчиво повертел в руках пустой бокал. — И что необычного в очередных варварах, сидящих в своих лесах и степях?
— Последние два года варвары копили силы и набирали войска. А сейчас вылезли из лесов и степей и затеяли большой поход на Константинополь. Они становятся угрозой. Серьезной угрозой.
Альберих рассмеялся, не восприняв всерьез озабоченный тон друга:
— Право, мон шер, стоят ли северные варвары беспокойства? Не в первый раз Восточной империи переживать нашествие! Отобьются или откупятся. Опыт у них есть. Помнишь, лет тридцать назад какой-то славянский князек вообще приколотил щит к их воротам. Где он теперь? А Константинополь как стоял, так и стоит! С воротами вместе.
— Этот князек — всего лишь воевода отца нынешнего князя русов, — покачал головой принц. — Был воеводой, — уточнил он. — У русов и их князя не первый поход. Но если верить королевской разведке, у него есть все шансы стать последним!
— У кого «у него»? — посерьезнел герцог. — И что значит «последним»?
— У похода. А последним потому, что Империя греков может его не пережить. Причем мои люди подтверждают то, что говорят лазутчики Оттона! Язычники собрали огромные силы. Ходят слухи об участии в мероприятии степных дикарей. Вплоть до мадьяр. Слухи непроверенные, но настойчивые, — Генрих сделал паузу. — Если они сметут Романа и уйдут — наплевать. Чем слабее ромеи, тем лучше нам. Но Отто считает, что они собираются остаться. Догадываешься о возможных последствиях? Вместо рыхлой империи, где продажны все сверху до низу — власть дикарей!
Альберих задумался.
— Пожалуй, это неприятно, — произнес он. — Хотя не так страшно. Через пару десятков лет крестятся и станут такими же, как греки. Мой алхимик любит повторять слово «ассимиляция».
— Это ты зря! Мы несем на славянские земли свет истинной веры уже не одно столетие. Увы, когда он туда приходит, славян там уже нет. Есть только трупы. С русами получалось еще хуже. А последние два года они просто вышвыривают проповедников. Или казнят. Как лазутчиков.
— Это несправедливо, — иронически протянул герцог. — Какие же они лазутчики? Чьи?
— Как правило, ромейские, — усмехнулся принц. — Или наши. Но чтобы за это казнить… Думаю, дело именно в вере. Кто-то убедил князя в опасности христианства. И нам грозит не смена династии в Восточной Империи. Нам грозят новые гунны. Но, в отличие от воинов Божьего Бича, эти вооружены лучше нас и фанатичны в своей вере.
— А вот это уже звучит тревожнее, — Альберих озаботился всерьез. — Но что ты хочешь от меня? Полки, которые я выделял тебе для дела, несерьезная подмога в большой войне. А больше у меня нет. Я правлю Римом, а не Италией!
Генрих расхохотался:
