Книга
«Мы шли не на Царьград. Для ромеев на первом этапе достаточно Игоря. Конечно, разгромить Византию в одиночку Безжалостный не мог. Да и поддержка степняков не гарантировала успех. Но таких свершений и не требовалось. Князь должен был оттянуть основные силы Империи на Северном ТВД. Чтобы Константинополь забыл о существовании других направлений.
Основной удар на первом этапе приходился на Итиль. Может, конечно, нам не давали покоя будущие деяния Святослава Игоревича, и жаждалось отобрать у малыша победу… Но если серьезно, то терпеть в своем тылу змею, готовую ежеминутно ужалить незащищенную спину, не хотелось. Да и просто нельзя было.
То, что огланкур Токак собирался, проследив за волоком, отправиться не на «зимние квартиры», не понял бы лишь круглый дурак. Токак, конечно, по большому счету, шел домой. Но не к себе. Что категорически нас не устраивало. Не хотелось ни обнаружить по возвращению пепелища на месте городов и весей, ни оставлять крупные силы для обороны. Да и давно известно, что лучшая оборона — наступление.
А потому первое сражение Русинско-Ромейской войны состоялось в приволжских степях. Через сутки после успешного окончания волока из Камышинки в Иловлю. Хотелось пойти по нитке будущего Волго- Донского канала, но великоват волок. Интересно, потомок, а в вашей истории канал построили? Надеюсь, что да. Очень уж много плюсов для экономики…
Не знаю, о чем думал огланкур в ночь перед выступлением на север. Наверное, что после завершения похода молодой тюрк станет правой рукой каган-бека. А в дальнейшем… Впрочем, перед боем никогда не стоит загадывать. Ни к чему. Что случится — то случится. Надо еще вернуться, выполнив поставленные задачи.
Примета верна. Не стоит загадывать. Хотя бы потому, что под видом вассальных, и, соответственно, не воспринимаемых угрозой, племен оросов и сполов, вокруг переправы кружились сиверские «казаки». А сами сполы откочевали юго-восточней, перекрыв хазарам дорогу на Итиль. И второй день наваливались на весла викинги Олафа Карлссона, торопясь вовремя успеть к назначенному месту. И рядом с ними на банках драккаров сидела большая часть вятичской дружины. Охрану хазарского лагеря, которому не суждено было пережить ближайшую ночь, несли оросы «батьки» Щараха, четырежды тестя князя Ярослава.
Мы навалились ночью. И к утру честолюбивые планы Токака были уничтожены вместе с его войском. И с ним самим. Надо отдать должное тюрку. И сам сражался храбро, и сопротивление пытался организовать. Пока пика кого-то из Рубцовских головорезов не пробила турецкую грудь. И всё. Нет больше великого воина. И не родится у него сын, названный Сельджуком. Не объединит под своей властью тюркские племена, положив начало турецкой империи, названной его именем. Один удар пикой, и полетела к чертям очередная ветка известной истории…
Мы не просто разбили хазар. Мы уничтожили их. Если кто и ушел, то только прорыв подземный ход. Да, треть личного состава сидело в оцеплении, но зато беглецов отловили всех. Зарезали, конечно, не поголовно, но ни одна сволочь не сбежала…
Предложение полного уничтожения, конечно, звучало. Что от русов, что от некоторых из наших, проникнувшихся местными подходами к решению подобных проблем. Но победила логика. К чему устраивать геноцид? Большинство пленников к хазарам относились крайне условно. Представители разнообразнейших племен, находившихся в разной степени вассальной зависимости, не более того. Ситуация точь в точь, как с оросами.
Если разобраться, практически всем нашим пленникам наплевать на каганат с высокого зиккурата. Одна забота — лишь бы родные кочевья не трогали. А уж на кого набегом идти — дело вообще десятое.
В общем, складывалась ситуация времен нашей Гражданской Войны. Потому и переход побежденных на сторону победителя считался делом совершенно естественным. И в верности таким образом полученного пополнения можно не сомневаться. Пока мы побеждаем, конечно. Вот и лишний повод побеждать появился. Иначе собственные союзнички запросто развернут коней в противоположную сторону. Так что остатки армии Токака двинулись не на Кордно, а на Шаркил».
Шаркил, лето 6449 от Сотворения мира, березозол
Беда пришла нежданно. Враги оказались под стенами совершенно внезапно. Тревоги сторожевые посты, вынесенные далеко в степь, подать не сумели. Видимо, дозорные вышки нападающие атаковали на рассвете, когда свет сигнального костра уже не виден, а столбы дыма еще не различимы на фоне утренних сумерек. Атаковали сразу все. Впрочем, не так уж и много было этих вышек.
Город спас от немедленного взятия мальчишка, сын Роббера де Крайона, командира наемников, добрый десяток лет служившего в Шаркиле. Любой летописец восхищенно крутил бы головой, записывая похождения франка. Многое повидал Роббер прежде, чем стал командиром разношерстного отряда, в котором не каждый мог похвастаться пониманием родного языка товарища. Но все друг друга понимали. У воинов всегда найдутся точки соприкосновения и понимания. Деньги, женщины и засохшая кровь на руках…
Впрочем, отряд казикура де Крайона местные уже и наемниками-то не считали, хотя жалованье платили исправно. Большая часть отряда, как и командир, успела обзавестись женами, наплодить детишек… Разница в религиях не помешала, тем паче, по мнению большинства живущих с меча, бог или боги — далеко и на небе. А живем здесь, на земле.
Дети унаследовали повадки отцов. Во всяком случае, глазастый, весь в мать, восьмилетний Шарль, франко-печенежский полукровка, не только умудрился разглядеть в дрожащем полумраке степного утра подходящие войска, но и определить, что идут чужие. Ну а о такой мелочи, как поднять тревогу и убедить дозор на главной башне в своей правоте, не стоит и говорить. Сын тархана и сам тархан[8]. Благодаря бдительному пареньку, успели не только закрыть ворота, но и впустить в крепость население предместий. Последнему, впрочем, появившийся противник не мешал. Пришлые не пытались ворваться в город на хвосте убегающих простолюдинов. То ли знали, что на этот случай у защитников припасено несколько сюрпризов, то ли имели другие планы. Например, долгую осаду. С вывариванием кож и крысой ценою в дирхем. Де Крайон как-то попадал в такой переплет и до сих пор хранил в сундуке зеленый пузырек венецианского стекла. Чтобы все быстрее закончилось.
Город обложили с трех сторон. Огланкур Давид поднялся на башню, с которой открывался самый лучший вид. С воинским главой города по узкой лестнице поднялся и де Крайон. Что делает умный человек при виде вопроса, в котором разбирается плохо? Ищет другого умного человека, знающего больше. Хазарин не без оснований считал себя умным человеком. Потому и не стал долго раздумывать над выбором спутника. Все-таки степная война отличается от крепостной. А франки — известные затейники в деле захвата и обороны каменных сооружений.
Оба командира рассматривали заполонившее равнину войско с всё возрастающим удивлением. А к огромному рыхлому телу вражеской армии все подходили и подходили новые отряды…
— Роббер! — устав вглядываться в колышущееся море, Давид повернулся к франку. — Оросы, исседоны, сираки! Они же присягали на верность кагану! Это что, восстание?
— Не совсем. Это не мятеж и не бунт, — пробурчал де Крайон. — Скорее, вторжение. Я вижу южных росов и кангаров с торками. Тысяч под пятьдесят уже есть. К вечеру будет за сотню. Только непонятно, на что они рассчитывают. Ни осадных машин, ни толковой пехоты. Одной конницей Шаркил не взять.
— Росы? — удивился огланкур. — Соглядатаи доносили, что росы собирались на Царьград.
— Мало ли куда собирались росы? Может быть, этому сброду, — Роббер кивнул в сторону равнины, — мы по дороге. Есть надежда, что покрутятся пару дней и уйдут. Может, всё не так плохо.
