ими русских, а телохранителей наблюдать за степью, она сама отправилась представить Сенчу и его людей своему отцу, и миновала укрытие Белого князя, не подозревая, что он уже в теснине.
Теснина в глубине среди гор расширялась и заканчивалась замкнутой скалистой воронкой с тёмным зёвом большой пещеры. Подскакав к пещере, дочь хана осадила свою кобылу.
– Коней оставьте здесь! – распорядилась она надменно и с тенью презрения на красиво очерченных губах. Сама же, не оглядываясь, уверенная, что никто не осмелится перечить ей и ослушаться её, въехала в темноту, оставила после себя только гулкое звучание скоро удаляющихся шагов тонконогой лошади.
Сенчу такое отношение задело, он хмурился, однако выполнил, что она потребовала. Его примеру так же неохотно последовали остальные. С лошадьми остались двое. Другие же вместе с Сенчей вошли в пещерный мрак. Опасливо озираясь и скучившись, они с каждым шагом теряли прежний гонор, словно осознали, что входят незваными гостями в подземелье к жестокому и беспощадному дракону.
4. В логове разбойников
Пещера, напротив которой заканчивалась теснина, имела несколько внутренних проходов. Главный и самый широкий прямиком от теснины выводил к вытянутой долине в котловине среди гор. Лишь на выходе из этого прохода долина просматривалась вся и в обе стороны. Окружали её невысокие, но почти повсюду отвесные слоистые стены, будто она была ими захвачена в вечный полон. В участке стены по левую руку темнели входы в некогда прорубленные большие помещения, в которых, будто в сотах, и жили разбойники. На первый взгляд такое положение разбойничьего логова представлялось ловушкой. Казалось, достаточно перекрыть теснину, загнать всех разбойников в котловину и не выпускать их из неё, пока они не разбегутся по горам или не перемрут от голода, а затем забрать то, что они награбили. С этим легко справились бы даже несколько племён кочевников. И было непонятно, почему такую ловушку выбрал Карахан для своего логова.
Однако на деле осуществить полную осаду и изъятие награбленного мешала древняя история этого разбойничьего гнездовья.
Оно появилось в те далёкие времена, когда рядом пролегало северное ответвление Великого Шёлкового пути. По нему верблюжьи караваны купцов шли в обход Каспия через города в низовьях Волги и на Кавказе к богатому северному Причерноморью, куда их привлекало стремление получить выгоду от бойкой и прибыльной торговли в процветающих эллинистических государствах. Век за веком разбойники обустраивали это место. Рабы и пленные выкапывали протяжённые и запутанные подземные ходы и помещения, тайные хранилища для награбленных товаров и сокровищ, клети для пленных. Так что при опасности, с которой разбойники не смогли бы справиться, они разбегались по подземным лабиринтам, точно крысы, неуязвимые для врагов и появляющиеся неожиданно из неприметных подкопов в горах, наносили большой урон врагам и выбивали их из своего гнездовья. Под землёй были вырыты колодцы, имелись склады с продуктами, разбойники могли выбираться на охоту в стороне от котловины, и внешней осадой выморить тех, кто разбирался в лабиринте подземных проходов, было никак нельзя.
Ураган кровавых походов монгольских орд Чингиз-хана превратил в пепел и прах все цивилизации на Великом Шёлковом пути. Города, которые не постигла участь полного уничтожения, обезлюдели, зачахли и захирели, а посреднические торговые интересы стали перемещаться от них к приморским городам и странам, расположенным на окраинах огромного евразийского континента. Морские суда превратились в основное средство перемещения товаров, обеспечивая только приморским народам развитие и процветание, а морское пиратство стало почти единственным способом быстрого преступного обогащения. Вслед за упадком сухопутной торговли пришёл в упадок и разбойничий промысел на главном пути сухопутной торговли. На века было забыто и данное место. Сама память о нём с течением времени развеялась, точно дым на ветру.
Московское русское государство по мере своего становления и вытеснения татаро-монгольских ханств из этой части Евразии постепенно, столетие за столетием, возрождало в ней хозяйственную деятельность, старые речные и сухопутные пути торговли. И случилось то, что рано или поздно должно было случиться, – кто-то проявил любопытство к смутным отголоскам преданий. Карахан каким-то образом узнал о древнем разбойном притоне среди обширных степей и пустынь, нашёл его в Чёрных горах и превратил в своё логово. Несколько десятков опытных воинов головорезов, с которыми он прибыл вначале, были его главной опорой в поддержании строгого порядка над разбойниками и кочевниками, которых он принудил выполнять грязную работу грабителей. У хана была некая большая цель, она-то и позволяла ему сохранять доверие своих жестоких воинов, их преданность, но мало кто был посвящён в её подробности, кроме дочери. И дочь была его единственной слабостью. Он называл её Чёрной Розой, храня настоящее имя в тайне, так же, как и своё собственное.
В начале того дня, в который Чёрный хан впервые столкнулся с открытым вызовом ставшему привычным для него самого всевластию в этих местах, он сидел на красочном персидском ковре в долине котловины, спиной к тени от восточной стены. Широкий в кости, с грубоватым лицом и в золочёных доспехах, хан чуть раскосыми глазами с небрежной проницательностью поглядывал на купца, которого он принимал как гостя, и на важного пленника. Он сознательно поддерживал в их душах тревожное ожидание своего произвола. Гостем был сорокалетний бухарский купец. Рваный шрам на его левой скуле почти не портил округлого смуглого лица с умными бусинками чёрных глаз по бокам прямого короткого носа. А невозмутимая самоуверенность, дорогой парчовый халат и несколько жемчужин в золотой застёжке на белой чалме показывали, что он достаточно богат, чтобы вести с ханом серьёзный разговор о взаимных уступках.
– Ты требуешь за проход к русским городам этой дикой степью больше, чем эмир Хивы за пребывание в его городе со всеми удовольствиями отдыха и возможностями торговли. – Он произносил слова мягко, убеждая хана стать благоразумнее. – Я говорю это не только от своего имени. Но и по поручению купцов большого каравана. Что тебе пользы, если мы прекратим возить товары этим путём и станем возить их морем, по Каспию? Нам ведь тоже выгода нужна.
Хан выслушал его без тени согласия в тёмно-коричневых зрачках.
– Вам уже в том выгода, – небрежно возразил он бухарцу, – что вы имеете дело только со мной. Я готов поручиться за вашу безопасность, потому что меня боятся кочевники. Везите больше товара, тогда у вас и прибыль возрастёт. А за другой путь поручиться не могу. Вот, посмотри, – он указал на пленённого накануне в Белых горах Гусейна, – мои люди у самых персидских берегов Каспия побывали и захватили брата шахского посла Кулымбека. – Он намерено перевёл разговор на новую тему. – Как ты, купец, считаешь? Если я потребую большой выкуп, захочет ли шах помочь своему послу заплатить за брата. А?
Открытый намёк Карахана на свои возможности грабить караваны и на морском побережье заставил бухарца тяжело задуматься. Он внимательно глянул на рослого пленника, важного, как индюк, точно за него и вправду обязаны были платить большой выкуп, на его пальцы, которые подтверждали, что грубый труд им неизвестен, и отвёл взгляд к ковру у собственных ног. Когда посмотрел на хана, чтобы продолжить торг, тот сделал вид, что иное дело требует его безотлагательного вмешательства.
Действительно, к ним легко и быстро приближалась его дочь впереди десятка молодых калмыков.
– Отец, – гордо, не желая видеть никого, кроме хана, сказала ему дочь и остановилась напротив, за спинами бухарца и Гусейна. – Я встретила этих чужих кочевников с севера в нашей степи. Они говорят, что хотят служить тебе.
Молодые калмыки нестройно опустились на колени и склонили в покорности черноволосые головы.
– Хан, прими нас к себе, – торжественно вымолвил Сенча. – Я Сенча, старший сын тайши Дундука.
