Об авторе
Фактически и не для печати: автор — Данилов Андрей Викторович, капитан 2 ранга запаса, выпускник КВВМПУ 1978 года. Служил на Камчатке и Балтике. Живет в Киеве.
Тореадор, смелее в бой!
Фамилия старлея была Соловьев. Он перехаживал в звании уже полтора года. Это несколько раздражало и отнюдь не грело сердце. Хотелось обмануть злодейку — судьбу каким-нибудь героическим подвигом. Но совершить подвиг начальнику продовольственной службы бригады подводных лодок достаточно проблематично. Что героического может быть в выписке накладных и выдаче пайков?
Конечно, можно было бы нагло сожрать накладные на глазах изумленного японского или американского десанта, скрыв таким образом численность бригады. А потом принять героическую смерть от супостата. И быть отмеченным и причисленным к сонму героев.
Посмертно. Но это, во-первых, не привлекало. Во-вторых, десант не проявлял желания нападать и высаживаться.
Оставалось одно — надеяться, что начальство вспомнит и вручит вожделенный приказ.
Однако, время шло, начальство не вспоминало, а груз взысканий, которых достаточно у любого уважающего себя офицера, не просто рос, а уже давил к земле и заставлял сутулиться.
Но! Судьба благосклонна к терпеливым.
— Товарищи! Сегодня мы успешно прошли 12-ю проверку из Москвы за этот месяц.
Одно плохо — икра кончилась. У кого есть? — спросил начпо на очередном внеочередном совещании. Тишина оглушала. Молчали «штабные», молчали командиры и замы подводных лодок. Молчали даже помощники, у которых обычно есть все. Москва за предыдущие 11 проверок съела и увезла все. В воздухе явственно запахло скандалом. Этот запах очень похож на запах маленького жучка — его в простонародье называют «американская вонючка».
«ВЫ ЧО! ЕБТЬ!» — включился комбриг. Он выходил свое контр-адмиральское звание в бесконечных походах в отдаленные точки мирового океана и был чужд дипломатии.
Это про него ходили ужасные слухи в рядах американских моряков. Якобы, бродит в водах Тихого океана дизельная подводная лодка, на борту которой сущий зверь.
Он небрит, грязен, с полотенцем вокруг шеи — чирьи замучили — и, к тому же, туг на ухо.
На любое проявление морской солидарности при встрече в море у этого монстра один ответ: «Боевая тревога! Торпедная атака!»
Однажды американский фрегат и лодка с комбригом на борту находились в море в непосредственной близости, так, что морды вероятного противника можно было рассмотреть до таких деталей, как прыщи и прижженные квасцами бритвенные порезы. Командир фрегата тактично разглядывал Чудо-юдо, появившееся на мостике русской субмарины. Чудо-юдо яростно и молча сверлило его глазами. Вынести такой взгляд могут разве что лодочные химик или доктор. Они закаленные.
Командир фрегата не выдержал, робко взмахнул рукой и неуверенно произнес:
— Хелло!
Комбриг повертел головой, осматриваясь, никого не нашел (сигнальщик прятался за устройством работы дизеля под водой, т. н. «шнорхелем»), и сурово вопросил американца:
— Это я — х…йло?
На мостик выбрался старпом лодки в таком же виде, что и комбриг — без знаков различия на плечах и шапке без «краба».
Командир фрегата растерялся в конец и подписал себе приговор. Он еще шире улыбнулся голливудской улыбкой на все тридцать два зуба и крикнул:
— Хелло, рашен!
— Товарищ комбриг, Вы слышали — х…ево покрашен — возмутился старпом. — Перед походом красились.
Комбрига больше возмутила голливудская улыбка — у него от большинства зубов, благодаря отечественной стоматологии и лодочной пище, остались гнилые корешки.
— Боевая тревога! Торпедная атака! — взревел комбриг.
Командир фрегата понял все кожей, а не ушами, изменился в лице и фрегат, по его команде, бросился наутек.
— Обосрался, супостат, — констатировал, почесываясь, комбриг, и спустился в центральный.
И вот сегодня, эта живая легенда просила помощи у него — старлея Соловьева!
— У меня … есть, — прошелестел Соловьев враз пересохшим от такой удачи языком.
— Сколько? — вступил начпо.
— Две банки — доложил Соловьев, и, после паузы, добавил: — Трехлитровых
— Неси! Бегом!
И он побежал.
Надо сказать, что поселок был невелик — пять домов да три казармы. Женатый народ жил у нас в домах, а неженатый — в «чудильнике».
Так называлось офицерское общежитие, где коротали ночи молодые лейтенанты и мичмана. Много чудес видели его стены. Иногда лейтенанты на пару ублажали жену какого-нибудь командира БЧ, находившегося в море. Иногда этот же командир сначала бегал с кортиком за этими лейтенантами по трем этажам, а потом пил с ними «мировую», кляня женское непостоянство и всю их подлую природу. Гарнизон был дружный, почти все общее.
Иногда здесь пытались убить призового поросенка, но не ножом — подводники люди сентиментальные и не живодеры, — а с помощью взрывчатки или стрельбы из табельного пистолета. Как правило, животное не страдало, и, с визгом выпрыгнув в окно или дверь, возвращалось на родное подсобное хозяйство. Дырки от пуль в стенах, копоть от взрыва ликвидировала стройбригада береговой базы, попутно вставляя выбитые стекла. Раны лечили медики, не сообщая об этом в гарнизонный госпиталь. Клятва Гиппократа, сами понимаете, не противоречит круговой гарнизонной поруке.
