уж не знаю:) Но стиль написания — что-то похожее на состарившуюся Робски.
Читательские отзывы на Брусникина — по большей части пренебрежительные. Понять можно — ничего нового. Меня как читателя книга тогда не зацепила — все те же обороты, те же ходы, по-акунински (в последние книги, не в первые) — беспомощный финал (вот почему-то делать блестящие финалы маэстро разучился). Но один раз вполне почитать можно. Борисову же читать нельзя (яподчеркиваю, что мои слова — сугубо личное и субъективное мнение как читателя). Маэстро пишет, что ставил задачу — книга должена быть не похожа на него. Он с этой задачей справился на отлично, другое дело, что такой стиль абсолютно нечитаем.
В итоге получается, что маэстро пишет 4–5 книг в год (это примерный подсчет). И Брусникин, и Борисова, и цикл 'Смерть на брудершафт', и Фандорин (включая цикл про Николаса Фандорина — 'Сокол и ласточка'). При сохрании блестящей стилистики сюжеты превратились в однотипную жвачку, интрига дохнет в самом начале, а финалы не несут сюрпризов. Лично мне кажется, что загадка в следующем — маэстро слишком часто пишет, он поставил работу на конвейер. Качество, пострадало:(. Средние стартовые тиражи Акунина были 350 тысяч (одна книга даже 500), а стали 100 тысяч ('Смерть на брудершафт'). Хотя, ясное дело, у каждого автора есть вещи лучше, а есть хуже. Никто не совершенен.
И плох тот автор, что придерживается на одной линии, и не идет на эксперименты. Но как скромный читатель, и фанат ранних романов Григория Шалвовича, скажу, что, по моему мнению, эксперименты не удались. Впрочем, много других людей наверняка считают иначе, и посему спор тут будет бесконечен:) Это не отменяет моего отношения к ГШ как к умнейшему человеку, шикарному литературному стилисту и интеллектуалу. Но то, что он пытается делать в последние лет пять, я читать уже перестал, и не ищу его новинок. Мне неинтересно.
P.S. Про другого автора, чтоб два раза не вставать. Заглянул на сайт 'Москвы', как продается новая книга Минаева. С начала старта продаж (за 2 недели) — 265 штук. Это примерно в три раза ниже скорости, с которой распродавалась прошлая книга. Ожидаемо.
Псевдонимно-скандальное
19 Янв, 2012 at 1:19 PM
Знакомый пристроил в издательство книгу. Собственная фамилия ему не нравится, встал вопрос о псевдониме. Надо, говорит, что-то такое скандальное и эпатажное. Угу, отвечаю, Борис Акунин, Александра Маринина, или Виктория Платова — там масса скандала и эпатажа. Он парирует — они мощные авторы, а я никто, и звать меня никак. Ну, я сказал ему, тогда назовись 'Карп Раммштайн' — все заметят. Он загрузился, и думает щас:)
Кроме того, все думают, что издательство — оно ж непременно псевдоним украдет. Оно спит и видит вот просто, протягивая цепкие лапки с когтями к псевдониму неизвестного автора, там сидят безжалостные чудовища, кои потом обштампуются книг-клонов. И мне приводят мой же пример, как 'Олма' втихую зарегила псевдоним Zотов на себя. Но 'Олма' поступила так потому, что на тот момент там были люди в руководстве, у которых давно и прочно с головой плохо. В АСТ и 'Эксмо' народ поумнее, и связываться с такими вещами не будет. 'Эксмо' когда-то тоже проиграло суд Платовой, им хватило, чтобы псевдонимы авторов на себя не регить. По Гражданскому кодексу псевдоним принадлежит исключительно самому автору, и не требует никакой особой регистрации, его нельзя даже продать издательству, если и сам автор захочет.
Есть очень удачные псевдонимы. Тот же Льюис Кэрролл, автор 'Алисы в стране чудес', он был Чарльз Лютвидж Доджсон — без стакана не выговоришь. Даниил Хармс был Даниилом Ювачевым. Илья Ильф, один из авторов 'Двенадцати стульев' и 'Золотого теленка' носил имя Иехиел-Лейб Файзильберг, и тут без псевдонима никак, иначе читатель застрелится это выговаривать:). Лично я бы мог спокойно издаваться под своим именем и фамилией, но меня прикололо поиграть с псевдонимом, тем паче после фильма 'Зорро' с Делоном я часто так расписывался в школьных тетрадках, через букву Z:)
Имхо, псевдоним значит многое. Разрази меня гром, мне не кажется, что Акунин стал бы популярен как автор Григорий Шалвович Чхартишвили. А тут — суперудачный псевдоним, который звучит по-русски, как фамилия, а с японского переводится как 'злодей'. Грузины вообще себе берут псевдонимы, остающиеся в веках — Сталин, например:) Так что мне нравится игра в псевдоним — но в том случае, если он удачный. Женщины иногда берут нечто звучное, но бестолковое: им кажется, что это круто, а на самом деле ни фига:). Псевдоним должен запоминаться, а не сливаться в кучу. Кстати, часто люди, у которых незвучная фамилия (особенно если их в детстве дразнили), из принципа не берут псевдоним, в качестве вызова типа обществу. Да лучше бы взяли.
Но и в этом случае бывает перебор. Я знаю человека, который ГОД придумывает себе псевдоним. Книгу забросил, а придумать не может, перебрал сотню вариантов. Все ему не нравится. Я ему предложил под своей фамилией издаваться, но он считает, что книгу автора Петрова никто не купит:)
Карлсон & кровавый режим
26 Янв, 2012 at 1:39 PM
В одной дискуссии я услышал ценное мнение, привнесшее в мою жизнь вкус радости. Некая дама (автор скромнотиражных детских книг с корочкой Союза писателей), озвучила гениальную мысль. Российские дети, оказывается, о творчестве Астрид Лингдрен узнали только после исчезновения 'железного занавеса', а прежде 'весь мир зачитывался ее книгами, но в СССР о них не знали'. Услышав это, я понял, что в детстве явно страдал галлюцинациями, так как мульт 'Малыш и Карлсон, который живёт на крыше' я смотрел в весьма нежном возрасте, не зная, что он запрещен кровавым коммунистическим режимом. Более того, если в Швеции книга про Карлсона вышла в 1955 году, то у нас — в 1957, то есть, практически сразу же.
Дама развила мысль. Она сказала, что некие детские книги были запрещены при СССР, и у писателей были проблемы. Тут я вообще выпал в осадок. Солженицына и Войновича (кстати, книгу последнего я щас в двадцатый раз перечитываю) трудно отнести к детским писателям (ну разве что для детей с особо трудной судьбой), а так я не помню ничего такого. Ну да, продвигали идеологических близких авторов вроде Джанни Родари, но печатали и 'Маленького принца', и 'Пеппи Длинныйчулок', и 'Винни-Пуха'. Чтоб запретили — может, специалисты и припомнят, но я что-то не помню таких суровых репрессий при мне против детских книжек.
Исходя из сего ценного мнения, я подумал — прошло всего 20 лет, а уже сколько мифов возникло вообще. Выросло поколение (даме тридцати нету), которое считает, что кровавый коммунизм был такой зверский, что к нему на метр-то подойти страшно, и там ВСЕ было плохо, и ВСЕ было
