веков, прежде чем она родится. От этой мысли Илье стало не по себе. Он представил, как умрет от истощения и ран, а родители даже не узнают, куда подевался их сын. И отец так и будет считать его трусом.
От страха и волнений Илье стало совсем худо. Глядя на будущего воина, какая-то сердобольная баба всплеснула руками:
- Куды ж ты собрался ратиться? На тебе лица нет. Тебе б на полатях лежать да здоровье поправлять.
Илья и сам с удовольствием полеживал бы на диване и изучал поход Александра Невского по учебникам истории.
- Мне самому в лом, - сорвалось у него с языка.
- Чего? - не поняла баба.
- В смысле я хочу вломить этим шведам, - он быстро исправил оплошность.
- Ясное дело, Кречет - не курица. Геройской закваски, - похвалил его оказавшийся поблизости Третьяк.
Раньше Илья любил пофантазировать, как совершит героический поступок, и как отец раскается, что считал его трусом и маменькиным сынком. Но теперь он не испытывал радости оттого, что к нему прилип ярлык героя. Это накладывало слишком большие обязательства.
Наконец пришло время прощаться. Деревню накрыла скорбь. Пока люди были заняты сборами, простая, незамысловатая работа помогала подавить гнетущее беспокойство. Теперь же горе навалилось со всей неотвратимостью. Все осознавали, что, может статься, они видят добровольцев в последний раз.
Жена гончара ухватилась за мужа и заголосила:
- Ой, как же я без тебя? На кого ж ты меня оставляешь?
- Тю, Фекла. Будто на похоронах голосишь. Эдак беду накликать недолго, - зашикали на безутешную женщину.
- Жди. Вернуся, - коротко сказал гончар.
- Точно. С победой воротимся, - пообещал Третьяк.
- Лучше б с головой да целехонькие, - сказала Марфа.
- Да что ж вы так убиваетесь. Почитай, на шведа-то не страшнее будет, чем на ведмедя идти, - нарочито весело сказал местный гуляка, первый парень на деревне Богдан.
Минька прошмыгнул и спрятался за бойцами.
- Эй, а ты куды? - заметила его маневр мать.
- Со шведом воевать, - шмыгнул носом парнишка.
- Вот я тебе покажу - воевать. Молоко на губах не обсохло, а туда же. А ну марш домой.
Женщина ловко схватила удальца за ухо и потащила за собой.
- Пусти! Больно же! А ему можно? - завопил Минька, указывая на Илью.
- Вот я тебе ухи-то надеру, коли будешь огрызаться, - проворчала мать, не думая отпускать бедное ухо.
- Выходит, чужак хоробрый, а мы тута никчемные? - возмутился мальчишка, тщетно пытаясь вырваться.
Третьяк покачал головой и, освободив паренька, с укором произнес:
- Ты чего, Меланья, разошлась? Это пошто ты такого молодца за ухи таскаешь?
- А ты не вмешивайся. Мал он еще. Ему надобно научиться порты носить, - возразила Меланья.
- Был он малец, да весь вышел. Теперь по военному времени он - защитник, - возразил Третьяк и ласково поглядел на парнишку: - А ты что ж тайком надумал сбегать? А ну как швед сюда нагрянет? Кто твою мамку да сестер-братишек защищать станет? Вишь, не один ты остаешься. Вона сколько бойцов. Дома кажный мужчина на счету.
- Мамка мне все равно воевать не даст, - обиженно засопел мальчишка.
- Так ведь в воинском деле не только вои надобны. Нужны и стражи хорошие, востроглазые. Будешь главным по дозору. Ребятишек собери, чтоб никто чужой незаметно не подкрался. А без этого как? Худо без дозору.
- Это мы сделаем, - воодушевился мальчишка, а другие с радостью подхватили:
- Не боись, дядька Третьяк. Никого не пропустим. Муха не пролетит.
- Вот и ладно. Но мух вы не дюже гоняйте. Лучше боле за шведом приглядывайте, - улыбнулся Третьяк.
Этот мелкий эпизод немного разрядил обстановку, хотя на душе у всех было по-прежнему тяжело.
Илья снова вспомнил маму. Она бы его тоже не пустила. Зато отец бы им гордился. Но что толку об этом думать, если родителей рядом нет. Его никто не провожал. К нему относились как к герою, но все же он был чужаком. Здесь всем было безразлично, вернется он или погибнет. У Ильи к горлу подступил комок жалости к себе, такому ненужному в этом вроде бы родном, но таком чужом и далеком краю.
Вдруг кто-то легонько тронул его за локоть. Илья обернулся. Перед ним стояла Весёлка. Кудрявые пряди обрамляли ее круглое личико. Озорные глаза глядели не по-девичьему обычаю открыто и прямо. Ей частенько доставалось за непокорность. Вот и сейчас она выделилась из остальных. Другая бы ни за что не решилась подойти к чужаку, а эта не сробела.
Девчонку распирало от гордости, когда она вспоминала, как намедни Илья за нее вступился. Ей было жалко, что он уходит. Она сняла с тоненькой шейки бусы, задержала дыхание и, как в омут нырнула, надела их на Илью.
- Это зачем? - растерялся тот.
- Оберег тебе. Пускай от всех бед хранит. А я тебя ждать буду, сколь надо, - сказала она и, зардевшись от собственной смелости, побежала прочь.
Илья так и остался стоять с раскрытым ртом. Еще никогда ему не признавалась в любви ни одна девчонка. Он растерялся, не зная, что делать с бусами. Носить на шее - засмеют. Сунуть бы в карман, но карманов на одежде еще не придумали. Только оказавшись в глубокой древности, можно оценить, сколько человечество изобрело полезных мелочей, которые мы не замечаем и считаем самыми обыденными.
Илья спрятал бусы под ворот рубахи и, убедившись, что они не видны, поискал глазами Весёлку. Девчонка увидела, что он смотрит на нее, и кокетливо потупилась. Теперь она казалась Илье еще красивее, чем прежде. Илья гордо улыбнулся. Он был не одинок, его тоже провожали на битву.
Наконец отряд отправился в путь. Деревня скрылась за деревьями. Восемь человек - отряд не велик, но и не мал на двадцать домов. Третьяк с гончаром возглавляли колонну. Следом шествовали племянник гончара Макар и красавец Богдан. За ними - два брата, Гром и Славий. Строжич и Илья с Серым замыкали шествие.
Шли молча. Каждый думал о своем. При прощании молодежь хорохорилась, всяк старался выказать удаль. Теперь же они остались наедине со своими думами. Никто не знал, кому доведется вернуться, а кто навек простился с родным домом. Но они не жалели о своем выборе. Хмурые и решительные, они уходили на битву.
Все мысли Ильи занимала Весёлка. Озорная девчонка так и стояла перед глазами. Чем дальше от деревни они уходили, тем она казалась краше. Илья вспоминал ее манеру стрелять глазами, ее распущенные по плечам кудри. Илья не находил ни одной девчонки среди одноклассниц, которая могла бы с ней сравниться.
Единственное, что его смущало, так это то, что она считала его героем. Совесть зудела, как будто он нарочно корчил из себя супермена и обманул девчонку. До чего все же странно устроена жизнь: когда он хотел казаться героем - как нарочно, попадал в такие ситуации, что все видели его трусость. Теперь же он и не думал проявлять геройство, а все складывалось так, будто он чуть ли не Илья Муромец. Илья пытался утихомирить совесть, но она настойчиво грызла, не давая покоя.
Они шли уже несколько часов. День клонился к ночи. Жара спала, и тени удлинились, но никто и не думал о привале.
За время пути Серега не вымолвил ни единого слова, чтобы его снова не посчитали за оборотня. Строжич и Третьяк хранили его тайну. Людям и без того было несладко. Пусть лучше думают, что рядом с ними бежит обыкновенный пес.
