дети мои за Советскую власть кровь не проливали?
— А ты себя за спину детей не прячь,… ты — жирующий кровосос, — ответили ему представители Советской власти и потребовали, чтобы все, проживающие в этом доме, немедленно покинули его.
Рассказывать, что там тогда творилось, — потупившись, слабым голосом проговорила баба Киля, — я вряд ли смогу,… скажу только, что в тот момент дома были дед Клим, баба Наташа, покалеченный на Гражданской войне их сын Петя с женой Катей и двумя маленькими детьми. А остальные, проживавшие в этом доме, уже взрослые их дети: Вася, Коля и Маша, были в это время на работе в поле. Так вот, даже не смотря на то, что твой дед Ваня и его брат Петя воевали на Гражданской войне на стороне красных, и оба были тяжело ранены — не помогло их семье от раскулачивания… Они все вместе тогда в ногах у членов этой комиссии валялись, умоляли не выгонять их из дома. Да куда там: солдаты за шиворот, и пинками под зад за ворота их всех повыбрасывали…
Остались они тогда только в том, что на них одето было. Дед Клим, ему тогда уже 67 лет было, через день после этого в нашей хате умер — не выдержало у него сердце. Перед этим он долго плакал — ему было очень обидно, что какие-то мракобесы в течение одного часа забрали все то, что он вместе со своей большой семьей десятилетиями каторжным трудом наживал. Причем богатым он никогда не был,… ну, была у него тогда лошадь и две коровы,… ну дом — по сравнению с другими хатами, у него был лучше… Но в нем всего-то было две комнаты и коридорчик с кухней. А жили тогда в нем, как я уже говорила, кроме деда Клима и бабы Наташи, еще трое его взрослых детей и жена Пети с двумя маленькими детьми. А израненный на Гражданской войне Петя, когда его семью выбросили из того дома, был морально просто раздавлен,… он никак не мог дойти своим умом: за что он воевал? За что он угробил свое здоровье, и как ему теперь со своей семьей дальше жить?!..
Потом в двух комнатах того дома четырехлетняя сельская школа была: твоя, внучек, мама и Анюта туда в школу ходили, и каждый раз, приходя с той школы домой, они вспоминали, как они туда к деду Климу и бабе Наташе в гости ходили. Они своим детским умом никак не могли понять, почему теперь в том доме школа и почему дедушка Клим вдруг умер, а бабушка Наташа плачет все время. А школа была там долго: уже после войны — в 60-х годах, решено было ее разобрать и из того камня построить новую школу, ту, что сейчас на горе стоит. Конечно, как и следовало было ожидать в таких случаях — черепицу с того дома начальство украло, часть камня — тоже растащили те, кто имел к нему доступ…
Потом раскулачили старшего сына деда Клима — Гришу. Он после того, как раненным вернулся с первой мировой войны 1914 года, жил отдельно в своей небольшой хатке напротив отцовского дома. Собрав свои пожитки, он вынужден был вместе со своей семьей перебраться к своему младшему брату Васе, но спустя месяц и того тоже раскулачили. Причем его чуть не расстреляли,… он стал сопротивление оказывать пришедшим к нему активистам, и его сначала избили сильно, а потом за дом потащили и к стенке поставили. В него несколько раз выстрелили, но, к счастью, пули выше головы пролетели. Скорее всего, его таким способом хотели попугать. Хорошо еще, что его не арестовали.
Потом и он со своей семьей, и Гриша — его старший брат, со свей семьей, сначала перебрались жить к их двоюродному брату Вите, а потом они вырыли землянки за селом и там жить стали.
У Гриши было пятеро детей. Во время голодовки — в 1933 году, у него сначала умерла его жена Ира, а потом, когда он и его дети уже тоже находились на грани голодной смерти, он, чтобы спасти хотя бы своих младших детей — Аню и Колю, отвез их в Николаев и сдал в приют. И уже после голодовки, когда ему и его трем старшим детям: Мусе, Наде и Марусе чудом удалось выжить, он поехал в Николаев, чтобы забрать своих младших детей из приюта, но ему там сказали, что его дети умерли. Он от горя чуть рассудок не потерял, и это было просто чудо, что он не натворил тогда глупостей. Решив бежать подальше от этого проклятого места, он в 1935 году уехал на Донбасс и там работал на шахте шахтером, он там и умер вскоре.
Младший брат деда Вани — Вася, после раскулачивания — в нашем селе в землянке еще какое-то время жил, а потом, после голодовки, он со своею семьей в Николаев выехал. Там ему как-то удалось пристроиться, и он там жил до 1944 года, до тех пор, пока наша армия Николаев не освободила. В это время он был отправлен на фронт и там он пропал без вести. У него остались тогда трое детей: Вася, Боря и Леночка — сейчас они в Николаеве живут.
А искалеченный на Гражданской войне Петя, после того, как его вместе с его семьей из отцовского дома выкинули — у нас жил, пока мы помогали ему землянку на краю села строить. Там он, инвалид и герой Гражданской войны, и жил потом, пока уже во время войны — в 1944 году, пряча в своей халупе от немцев двух наших раненных солдат, не был вместе с ними застрелен. У него осталась тогда жена Катя с двумя дочками: Верой и Дуничкой.
Последний брат деда Вани — Коля, после раскулачивания тоже за селом землянку вырыл, и жил там со своей семьей. Он был самым грамотным в семье Иванцовых — окончил в Ковалевке ту четырехлетнюю школу, о которой я тебе говорила. Работал он сначала в нашем колхозе учетчиком, а затем, после того, как вовремя голодовки — в 1933 году, умер от голода его единственный сын — тоже Коля, он со своей убитой горем женой Юлей выехал из села. Он долго мыкался в поисках места жительства и, в конце концов, ему удалось обустроиться в Крыму. Там у него родилось двое детей: Боря и Валерик, там он и жил до начала войны.
Работал Коля бухгалтером на рыбоперерабатывающем заводе. А когда война началась, его на фронт наши забрали, и он защищал Севастополь. Тогда же очень много наших солдат в плен к немцам попало — Коля тоже в плен попал. А когда немцы колонну с пленными солдатами гнали куда-то в лагерь, ему и еще нескольким нашим солдатам ночью удалось сбежать, и он сюда, к нам в село пришел. Нам удалось скрыть от румын, что он воевал и был в плену, и он жил тут до 1944 года, до тех пор, пока наши войска к нам в село не вернулись.
Помню, когда он пришел сюда к нам и ночью в дом постучал, мы его еле узнали: он от истощения на ногах еле стоял. Болел он после этого долго и даже в Ковалевской больнице при румынах лежал. К счастью, ему удалось тогда выжить, но здоровье его было очень плохим. А спустя где-то месяца три, после того, как он к нам сюда пришел, и его жена Юля со своими двумя маленькими детьми на самодельной тачке к нам с Крыма пешком пришла. Сначала они жили у нас, а потом румыны вернули им отцовский дом, отнятый у деда Клима Советской властью в 1929 году, а школу румыны перенесли в другое место. Но долго радоваться жизни в своем доме Коле не довелось: в 1944 году, когда вернулась Советская власть, она вновь вернула в тот дом школу, а его, еле живого, вновь отправили на фронт. Он был ординарцем у командира полка и погиб в Венгрии, прикрыв его своим телом от осколков разорвавшейся рядом бомбы.
Помню, мамка твоя всем нам письмо читала от того командира, он благодарил бабу Юлю за спасенную Колей ему жизнь и надеялся, что Колины дети вырастут достойными своего отца. Коля посмертно был награжден орденом, а каким — я не помню.
А его жена Юля с двумя маленькими детьми Борей и Валериком еще какое-то время в коридоре той школы ютилась, а потом ее и оттуда выгнали. Причем представители власти нашей Советской просто взяли ее торбы с одеждой, вынесли на улицу и сказали ей: пошла вон отсюда!
Помню еще, двоюродный брат твоего деда Вани — Фисенко Василий Тимофеевич, он до войны в Новой Одессе в Районо инспектором работал, а после освобождения села — в Ковалевской школе украинский язык и украинскую литературу преподавал. Так вот он после войны написал куда-то вверх письмо, в котором излагал несправедливость, проявленную в отношении бабы Юли, которую вместе с детьми власть наша Советская из той школы выгнала. Прошло после этого недели две, и его с работы сняли. Он потом боялся даже дома ночевать: все ждал, когда его арестовывать придут. Опасаясь ареста, он в поисках справедливости даже пешком в Киев ходил. И, к счастью, его не арестовали тогда, но и в школе за то, что он защищает бывших раскулаченных, ему работать не разрешили — его определили работать в колхозный сад садовником.
В ту зиму баба Юля вынуждена была жить у нас, а весной мы помогли ей отремонтировать ее старую землянку, и она с детьми туда жить перебралась. В той землянке она жила до середины пятидесятых годов, до тех пор, пока она — женщина очень красивая и умная, не вышла еще раз замуж. Ее новый муж — тоже Коля, помог ей воспитать ее детей и сумел пристроить старшего ее сына — Борю, в Николаевское мореходное училище. Сейчас Боря уже на пенсии — он был моряком дальнего плавания, а младший его братик — Валерик, умер рано — видимо, здоровье его подкосилось от такой жизни.
Я молча, с открытым ртом слушал рассказ бабы Кили, а в душе у меня от злости кипело. Я ни как не
