все зависит только от его аналитических способностей, тер(
пения и умения быстро оценивать наиболее вероятные ком(
бинации.
Задумавшись, Наум не заметил, что самолет уже закончил
разбег по земле и начал круто набирать высоту. Соседка сиде(
ла, закрыв, точнее зажмурив глаза и крепко вцепившись в
подлокотники кресла. «Наверное, она в такой же позе сидит
в зубоврачебном кресле перед началом болезненной проце(
дуры», - подумал Наум. Он удобнее устроился в кресле, и
мысли снова стали возвращаться к предстоящим проблемам.
В конце концов, сейчас он не может предугадать развитие
событий, но нужно еще раз вспомнить и систематизировать
все детали. Когда же это началось для него? Кажется, в 1951
или 52 году, когда он, уже студент университета, случайно
услышал разговор родителей о нарастающем в стране анти(
семитизме, арестах видных писателей, врачей и ученых, пре(
имущественно евреев, и мрачной перспективе. Собственно,
он и сам чувствовал, как нагнетается атмосфера в универси(
тете и изменяется отношение к нему некоторых друзей и зна(
комых. Из беседы родителей также понял, что кто(то из близ(
ких родственников раньше эмигрировал за границу и этот
факт может усугубить и без того тревожную ситуацию.
Через несколько дней, оставшись наедине с мамой, он по(
просил рассказать об этом человеке. Мама смутилась:
– Откуда ты это знаешь?
Пришлось сознаться, что стал невольным свидетелем их
разговора, но обещал как уже достаточно взрослый и серьёз(
ный человек сохранить в полной тайне всё, что узнает от неё.
Было видно, что мама нервничает, без всякой цели перекла(
дывает вещи на столе, поправляет причёску. Наконец, после
нескольких минут молчания, она подошла, положила руку
ему на плечо и сказала:
– Ты, действительно, уже взрослый и видишь, как тяжело
всем живётся, особенно нам, евреям. Не нужно тебе объяс(
нять, почему. Если то, что я тебе сейчас расскажу, выйдет за
пределы нашего дома, это может печально кончиться для всей
семьи…
7
Наум почувствовал, что сидит в напряженной позе, при(
стегнутый ремнями к креслу; самолёт уже набрал высоту, и
стюардессы разносят прохладительные напитки. Когда одна
из них подкатила тележку к их ряду, соседка попросила таб(
летку от головной боли, и Наум непроизвольно отметил её
хорошее английское произношение. Сам он мог свободно
читать техническую литературу, но отсутствие разговорной
практики доставляло определённые трудности при общении
на непрофессиональные темы. Стюардесса вернулась без таб(
летки, но с извинениями.
Вдруг соседка повернулась к Науму:
– Что же я буду делать? Так сильно болит голова! - И вы(
ражение её лица, и тон выражали полную растерянность.
– Если позволите достать сверху сумку, думаю, смогу вам
помочь, - предложил Наум.
Приняв сразу две таблетки анальгина, женщина откинула
спинку кресла, устроилась удобно и закрыла глаза, дав тем
самым понять, что не расположена к дальнейшей беседе.
Наум вновь мысленно вернулся к разговору с мамой. Он
запомнил его содержание почти дословно, и сейчас вновь,
как с магнитофонной ленты, звучал её голос.
«Твой отец родился в маленьком местечке недалеко от Одес(
сы. Семья была небольшая: родители, твои бабушка и дедуш(
ка, и старший папин брат Давид. Была ещё сестра, но она умер(
ла в малолетнем возрасте. Дедушка имел своё дело, и семья
жила в относительном достатке. К началу Первой мировой
войны они переехали в Одессу, поскольку дедушка как купец
первой гильдии имел право жить за чертой оседлости. В 1916
году Давида несколько раз пытались «забрить» в солдаты, но
дедушка как(то отодвигал это событие. Однажды он пришел
домой очень взволнованный и сказал, что ситуация на фрон(
те резко ухудшилась, мобилизуют всех молодых людей под(
ряд, и ему вряд ли удастся освободить Давида. Бабушка, ко(
нечно, молилась, плакала и причитала, что для мальчика, осо(
бенно религиозного еврея, это верная и быстрая смерть.
Сам Давид, получивший дополнительное образование на
одесских улицах и во дворах, относился к мобилизации бо(
лее спокойно, нежели родители, но это не снимало состоя(
ния тревоги в семье. Бабушкины ли молитвы и слёзы или
настойчивые дедушкины старания принесли свои плоды:
через несколько дней вечером дедушка сообщил, что в Ар(
гентину отправляется торговое судно с зерном, принадлежа(
щее его компаньону; под чужим именем Давид уже оформ(
лен матросом, и надо готовиться к отплытию.
За день до отправления судна дедушка посадил сына воз(
ле себя и сказал:
– Ты уходишь в большое плавание, где будет очень и очень
трудно. Скорее становись мужчиной, и Бог тебе поможет. И
ещё. Я копил деньги для своих детей - тебя и Гершеля, но
сейчас перевел их все в банк Буэнос(Айреса. Если тебе будет
очень трудно, ты сможешь воспользоваться всей суммой. Но