Фростен знал, что Руала только этого и ждала. И тарелку она, конечно же сама разбила. Знала, что тарелка - дефицит. Фростен знал, что Руале нравится музыкант Томми, и что в неё влюблён Джек. Фростен хорошо помнит тот день, когда пришлось похоронить двух привередливых музыкантов, погибших по своей глупости или несговорчивости.
Один из банды 'контролёров' золотодобытчиков потребовал сыграть ему его любимую песенку. Музыкантам не понравилось обращение этого бандита к ним. Они отказались на свои бедные головы.
Два крепких парня - Джек и Томми в сопровождении этой Руалы и подошли к Фростену после похорон. Словом, познакомились быстро потому, что Томми спросил, кто сейчас будет играть на оставшихся музыкальных инструментах. Сказал, между прочим, что умеет немного играть на гитаре. Крепкое телосложение парня быстро подсказало Фростену мысль использовать Джека и Томми не только как музыкантов.
Что греха таить, особенно Фростену понравилась девушка, которая коротко назвалась Руалой.
Фростен не проявлял излишнего любопытства, которое в Долине Безмолвия мало кем приветствовалось. Обычно, когда Руала и Томми запрягали лошадей, Джек становился грустным, и долго провожал взглядом двух скачущих галопом наездников на лошадях по долине, пока они не исчезали вдали.
До Сорвиля было всего каких-нибудь десять миль, но парочка влюблённых всегда находила повод бывать там чаще. Облик Джека, несмотря на голубизну его глаз, смотрящих из-под ужасных, сросшихся бровей, всегда пугал Руалу, отчего Джек был не в силах помешать влюблённости Руалы в Томми. Конечно, Томми и ростом был намного ниже Джека, и не обладал такими, как у того, длинными руками.
Но он легко выпрямлял подкову, а потом сжимал её назад. И он таранным ударом в круп лошади головой мог приподнять её и уронить на землю. Так что открытого противоборства между парнями Фростен не замечал.
А Руала, получив обещание, вся засветилась улыбкой. Её тонкая талия была не видна над стойкой трактира, но и верхняя часть её тела с каким-то бесподобным изяществом исчезла за дверью.
Фростен задумчиво смотрел в окно. Его взгляд стал совершенно тусклым, не видевшим, казалось, того, на что направлен. В отсутствие посетителей таверны он мысленно всегда начинал переживать прошлое своей жизни.
И сейчас были именно те минуты, за которые так непостижимо стремительно пролетали в его сознании осязаемые картины наиболее счастливых или горьких событий, вплетавшихся в его судьбу.
глава третья
Дом, в котором разместилась таверна Фростена, был построен им из могучих сосен так давно, что из его памяти выветрились число, месяц и год, когда это случилось. У историков, конечно, есть даты начала 'золотой лихорадки', и даты спада поисков счастья.
В памяти Фростена остались только факты без сносок на годы. Он только помнил это всё или как - давно, очень давно или - недавно. Когда-то здесь появилась целая орава золотоискателей. Фростен шёл следом, шёл не спеша, не пытаясь обогнать отстающих от авангарда людей.
О, он не горел страстью в поисках клада! Он его создавал неторопливо, как все истинные бизнесмены первого поколения. Сначала на берегу Атлантического океана.
Он тогда жил с Джиной, достаточно миленькой на личико, но никак не красавицей.
Сыну их было то ли восемь лет, то ли шесть, не важно. Он скупал жемчуг у ныряльщиков. Джина собирала из него ожерелья. Прибыль была довольно значительной, но и труд был не лёгким для его жены, и сам Фростен всё время рисковал жизнью, вплетаясь в сложные отношения с конкурентами.
Джина подбирала жемчужину к жемчужине, имея несомненный талант в этой работе. Фростен сверлил жемчужины точно в середине каждой, и это тоже удавалось сделать благодаря его способностям. В общем, им удалось скопить какую-то сумму денег к началу этой самой 'золотой лихорадки', захватившей всех, кто оказался за бортом счастливой судьбы.
Фростен со своей маленькой семьёй добирался до этой местности в хвосте рвущихся захватить участки земли, богатые на золотые россыпи или совершенно пустые, пригодные, разве что, для посадки картофеля или разведения скота. Нельзя сказать, что этот длинный, не прекращающийся, змееподобный хвост из парней, мужиков и престарелых, седобородых мужчин состоял совсем уж из никчемных людей.
Среди них находились и плотники, и каменщики. многие были от природы наделены недюжинной физической силой. Просто жизнь складывалась у каждого, по их мнению, не так удачно, как бы им хотелось. Места разбогатеть за один день или, пусть неделю-две, так будоражила воображение каждого из этих, по мнению Фростена, несчастных людей, что многие продали свои дома, покинули без сожаления лачуги, и пробирались по лесным тропам, степным просторам и лезли в горы к заветной цели!
Эта долина, которую кто-то в шутку назвал Долиной Безмолвия, возникла не в степи, нет! Могучие сосны стремительно стали срубаться одна за другой более сильными мужчинами, которых нанял Фростен. Участок этот был не так близко от участков земли золотоискателей, но находился почти у завершения пути пришельцев.
Добротный, просторный дом опустошил наполовину накопленную Фростеном и Джиной сумму денег. Но скоро люди стали нуждаться и во временном пристанище, и где-то им захотелось перекусить с дороги, выпить для храбрости и с устатку. А скоро и золото посыпалось от старателей.
Самой большой удачей для Фростена было приобретение двух музыкантов, которым надоело играть на инструментах на вторых ролях в большом оркестре в городе Детройте.
Пальцы их были слишком нежны для пользования грубым инструментом землекопа. Они быстро примкнули к небольшому коллективу новоиспечённого ресторанчика в забытых богом местах на берегу речки, которая не имела начала и конца. Сам Фростен, заинтересовавшись этим явлением природы, построил свою таверну здесь с расчётом, что не надо будет убирать мусор, который река исправно должна была уносить вглубь земли.
Джина прекрасно готовила небогатые на выбор блюда и закуски, два музыканта играли так прекрасно, чувствуя здесь полное отсутствие конкуренции, что народ повалил в таверну весьма охотно. Самое удивительное, что вновь прибывающие расплачивались за ночлег продуктами, которые везли с собой. Так что всё складывалось, как нельзя, удачно. Сын Фростена с малых лет помогал посильно матери на кухне, а в ночлежных комнатах следил, чтобы постояльцы не сожгли нехитрую мебель или весь дом, когда курили.
Фростен никак не мог вспомнить, сколько было сыну лет, когда он научился стрелять из винчестера, да это для него было теперь совсем неважно. Главное, сын был счастлив, что отец считал его взрослым, отпускал на охоту, с которой удачливый охотник непременно возвращался с трофеями. Джина в такие дни готовила жаркое, и запах его приманивал посетителей в таверну лучше всякой рекламы.
Дела шли отлично, так как в то время непуганных уток и гусей было в предместьях достаточно, да и лоси прогуливались безбоязненно чуть не на расстоянии вытянутой руки. Вокруг таверны Фростена незаметно выросло несколько хижин. Появились снабженцы, торговцы, своеобразные таксисты на подводах и крепко сколоченных кебах.
Но это место было слишком неудобным для сообщения с подобием цивилизации. Паровозы останавливались за сотню миль отсюда, а дороги для приличных тарантасов и колясок на слишком нежных рессорах постепенно построили только до Сорвиля, который и стал являться опорным посёлком, а позже - городком в этой глуши.
Фростен пришёл сюда, на десять миль ближе к делянкам искателей подземного клада, не пожелав, чтобы его строение стало незаметным среди хижин Сорвиля. Здесь, у подножия гор, он построил добротный дом руками тех, кто неудачно купил участок с пустой породой. Таверна получилась на славу. Кухня с большой печью была слеплена из камней, которыми так были богаты склоны Серых гор. Зал был небольшой - с пятью столами, буфет вытянулся вдоль более короткой стены с входом на кухню и жилую комнату.
Рядом с домом был построен тёплый сарай, который был поделён на четыре части бревенчатыми
