А Ваня остался на месте. Он протянул Гале руку и поздоровался. Она же не могла ее пожать так твердо и так спокойно, как это сделал он.
Пальцы не слушались ее.
Анка промчалась мимо по лестнице на своих быстрых и резвых ногах и оглянулась, посмотрела на Галю и Ваню, обдав их целым снопом веселого огня, горевшего в глубине ее глаз.
Она удивилась смущению Гали и подбежала к ней.
— Что же вы оба без номеров? — сказала она. — Мы уже начали играть в почту, а у вас еще ничего нет.
И она булавкой приколола к груди Вани белую бумажку с номером, а Гале приколола другую и сказала:
— Это номера вашей полевой почты. Нельзя терять друг друга в такое время. Представьте себе, что вы на разных фронтах. Например, Ваня под Кенигсбергом, а ты под Будапештом. Или нет: представьте себе оба, что вы здесь, в нашей прежней, старой школе, и пишете друг другу, что вы чувствуете сейчас и о чем вы думаете. А я — ваш военный цензор.
И Анка со смехом побежала дальше, размахивая своей почтовой сумочкой, сделанной из картона. Потому что Анке было некогда и потому что, как она полагала, ей уже давно было известно, что чувствует Галя. А что чувствует Ваня, она тоже знала давно, еще с восьмого класса. Разве не говорили они всегда о Гале и разве не восхищались ею?
Анка не знала только, что делать с этими глупыми мальчишками, которые пришли на вечер к девочкам и стоят сейчас у стены в большом, просторном актовом зале, где, не жалея для них света, такого дорогого в эту военную ночь, зажгли столько ярких ламп, и где для них льется музыка, и в школе царствуют сейчас легкие звуки Штрауса, под которые так легко танцевать и в которых и Анке чудится ее счастье.
Но девочки танцуют одни. Глупые мальчишки!
Она подбегает к ним и смотрит на них с удивлением и гневом. Разве они пришли сюда только для того, чтобы подпирать эти стены? Разве можно отказываться от счастья!
Но мальчики стесняются танцевать.
Они отступают перед Анкой и становятся еще ближе к стене — вихрастые, стриженые, насмешливые и дерзкие.
Ах, это всё восьмиклассники! Они еще очень глупы.
А где же вы, милые сверстники? Какие звуки слушаете вы сейчас на поле еще не утихшей битвы? Сохранили ли вы свою нежность в долгих бурях огня, что носятся еще над вашими головами? Вы поступали бы не так.
Анка оглядывается вокруг и видит Ваню и Галю. Они входят в зал и начинают танцевать. И белые билетики с номерами, пристегнутыми к их груди, кажутся сейчас Анке двумя маленькими тайнами, которые надо еще разгадать.
У Гали лицо тихое и задумчивое. У Вани оно смущенное, даже растерянное немного. Он как будто ищет кого-то.
«Кого же он может искать, — думает Анка, — если он танцует с Галей? Это он от счастья смущен и от радости».
Но Анка не знала, что смущение может вызвать не только счастье танцевать с Галей. Смущение и даже страдание может вызвать и обыкновенный подарок, который тебе хочется поднести своему другу, и, может быть, больше, чем другу, и сказать ему, что ты любишь его. Что маленький старинный флакончик с духами, лежащий в твоем кармане, может казаться тебе страшнее, чем граната, упавшая рядом с тобой, хоть ты и храбрый человек и награжден орденами и медалями.
С раннего утра Ваня носит этот флакончик в кармане.
Дома он долго выбирал, что бы подарить Анке в этот день.
Он мог бы ей подарить цветы. Он достал бы их даже сейчас, зимою, и даже в пустыне, где не растут никакие цветы.
Но цветы надо держать в руках. Их не положишь в карман. Их бы увидели все. И все бы увидели, кто их принес и кому и что таится под легкими крыльями роз.
Он мог бы подарить ей кинжал из немецкой стали, или золотой кортик, снятый с убитого им фашиста, или даже ракетный пистолет, взятый с подбитого танка. Но зачем ей оружие? И как сказать ей при этом неуклюжем ракетном пистолете нежные слова любви и дружбы?
Он и это отверг.
Тогда мать, которой так хотелось доставить Ване радость, предложила ему старинный флакончик духов.
Это был ее флакончик, сохраненный ею еще с дней ее собственной молодости. Изредка она вновь наполняла его духами.
Флакончик был очень мал. Но запах духов был нежен, тончайший хрусталь был чист и прозрачен, и жидкость внутри светилась зеленоватым цветом морской глубины.
Ваня искусно приклеил к флакончику этикетку и на обратной стороне ее написал: «Анке в знак моей детской дружбы. И пока я вижу тебя, милая Анка, счастью моему не будет конца».
Правда, он ничего не написал ей о любви, но зато эти слова, что он написал, были хорошо видны сквозь чистейший хрусталь и влагу.
Но как же их теперь передать?
Он решил положить свой флакон незаметно в почтовую сумочку Анке. Тогда уж наверное ему ничего не нужно будет говорить.
Он незаметно подошел к Анке вместе с другими. Но тут он увидел, что многие подходят к ней в этот вечер и много чужих детских рук опускаются в ее почтовую сумку.
Нет, он туда не положит своего хрупкого письма.
Он заметил платочек, видневшийся из карманчика ее вязаной кофточки, и осторожно опустил свой флакончик в него.
Анка даже не обернулась — так было ей некогда среди всеобщего веселья, разгоравшегося все больше, которое она раздувала сама, как огонь в очаге, заботясь о других.
И мальчики уже танцевали — стеснение их прошло, — и девочки были довольны.
А Ваня отошел в сторону.
Потом он снова танцевал с Галей. И сердце ее вновь расцветало, словно погружалось в веселые струи. И она ничего не хотела ни видеть, ни слышать.
Вдруг рядом, совсем близко, раздался слабый звук, похожий на тот стеклянный звук, что издает среди зимы в лесу обледенелая ветвь, ударившись о другую.
Ваня быстро обернулся. Руки его оставили Галю. Она тоже мгновенно обернулась. И оба они увидели Анку, которая держала в руке свой платочек, а у ног ее блестели осколки стекла.
Она была так удивлена, что даже не глядела на пол, а смотрела по сторонам, ища, кто бы мог уронить это ей под ноги.
Галя тотчас же подбежала к ней. В ту же секунду был рядом и Ваня. Анка тоже посмотрела вниз. И втроем они нагнулись одновременно и протянули свои руки к белевшей на полу бумажке, на которой начертаны были слова любви и дружбы.
Ваня оказался быстрее всех. Он схватил бумажку и вместе с осколками стекла сунул к себе в карман.
И по всему залу, как облако, поплыл вдруг тончайший запах, похожий на запах весеннего воздуха.
Все оглянулись на них.
— Как попал ко мне в карман этот флакончик с духами? — спросила Анка с глубоким удивлением.
И хотя Ваня был очень растерян, но все же чистосердечно ответил:
— Не сердись на меня, Анка, это я положил его тебе в карман. Я хотел подарить тебе что-нибудь.
— Так почему же ты не отдал свой подарок в руки Анке? — спросила осторожно Галя. — Там, кажется, было написано что-то…
А Анка сказала:
— Вот глупости! Как жалко, право. Ты в самом деле мог бы мне его подарить.
