рассыплются камешки из её серёг, осколками света покатятся вниз по ступеням, под ноги Орлане, спрячутся под широкими, глянцевыми от дождя листьями цветов хаоса.
- Орлана, - изменившийся вдруг голос Ишханди блеснул стальными нотками, - хоть притворись, что тебе жаль.
- Пойдём на ужин, - предложила она, сжимая брошь, которой скалывала отворот мантии.
Раньше, когда ещё всё хорошо было с её отцом, ни один ужин не начинался, пока за столом не собирались все. Мог опоздать Адальберто, задремав в какой-нибудь из комнат замка, хотя чаще всего он приходил первым и ворчал потом, что с такими правилами можно умереть голодной смертью. Ишханди являлась вместе с Зоргом, бесшумно следуя на шаг сзади него, словно боялась, что без него её могут не принять.
Сама Орлана редко опаздывала. Чаще она бродила вокруг стола, на котором уже были расставлены приборы, и таскала с большого блюда хрустящие кусочки свежеиспечённого хлеба. Под снисходительным молчанием Луксора ей это сходило с рук.
Сегодняшний траурный ужин предстояло пережить, как ещё один эпизод невыносимо долгого и душного дня. И на этот раз никто не опоздал.
- Как ты себя чувствуешь? - спросил Адальберто, когда она мучительно размышляла, стоит ли занимать место во главе стола.
Ишханди давно уже опустилась на своё, первое с правой стороны стола. Луксор оглянулся на стеклянную дверь веранды: она осталась незакрытой, и ветер шевелил лёгкую штору, будто в обеденную залу прокрался призрак.
- Всё в порядке, - кивнула Орлана и села на своё прежнее место.
Место умершего императора осталось пустовать. Ишханди кашлянула, будто бы подавилась сладким вишнёвым соком, а Адальберто ничего не заметил. Луксор молча сжал руку Орланы под столом. Она несколько первых минут так и просидела, спрятав руки на коленях. Сама мысль о еде вызывала приступ отчаянной тошноты.
- Орден придёт завтра, - произнесла она, глядя в перламутровое донышко собственной тарелки.
Там отражались её лицо с тёмными провалами вместо глаз и тёмные волосы, спадающие двумя спутанными прядями в вырез платья.
Зазвенела серебряная вилка - Ишханди уронила её на стол и подняла глаза. Может, просто разжались от неожиданности её пальцы, и так дрожащие, холодные. Орлана хотела бы прикоснуться и согреть, но ведь это неприлично - тянуться через весь стол.
- Я не думала, что ты его пригласишь, - холодно откликнулась мачеха.
От невыносимого желания расплакаться закружилась голова.
- Орден - мой дядя. Он имеет право присутствовать на похоронах. - Забывшись, Орлана промокнула сухие губы салфеткой, и на ней остался отпечаток тёмной краски, как крови. - И, да, я помню, что его изгнали из столицы.
Над столом птицей-демоном повисло молчание. Луксор смотрел на неё, опустив голову, а Орлана притворялась, что не замечала этого потемневшего взгляда. Только звенело столовое серебро, и ветер дышал прохладой из незакрытой двери. Это было не принято - говорить вслух о том, что она не оправдала надежд.
И даже обсуждать опасности появления в городе того, кто едва не разрушил привычные устои, кто кровью разукрасил главную площадь Альмарейна, было против этикета. Появись здесь Орден, звеня пряжками на сапогах с чуть сбитыми носами, никто бы не проводил его и взглядом.
Разве только Орлана неотрывно наблюдала бы, как блестит изумрудный скорпион у него на отвороте мантии.
- Как ты себя чувствуешь? - поднял голову Адальберто.
- Всё в порядке, - успокоила его Орлана.
Она заставила себя проглотить половину порции, совершенно не чувствуя вкуса. Ишханди отложила приборы, на этот раз беззвучно, и провела кончиками пальцев по идеально собранными волосам.
- Вера будет с ним?
Орлана уловила едва заметное движение Луксора - он сжал пальцы в кулак на самом краю стола, и уголки его губ дёрнулись вниз. Но ничего сказать он не успел, Орлана под столом положила руку ему на колено.
- Официального приглашения я не отправляла, но, думаю, мама придёт тоже.
Мгновение, и вместе с призраком-воспоминанием об Ордене в залу вкрался призрак Веры. Она прошла, не скрываясь, стуча каблуками по мраморному полу, отбрасывая за спину распущенные длинные волосы, и встала за плечом Ордена. Так, как в день вынесения приговора. Её-то никто не изгонял. Она ушла следом добровольно.
- И это...
- Ты всё сказала, - оборвала её Ишханди. Она поднялась. - То, что на похоронах Зорга появится его предатель-брат и сбежавшая жена... Спокойной ночи.
- Спокойной ночи, - поднял на неё беззащитные глаза Адальберто и снова обернулся к Орлане. - Ты точно в порядке? Бледная и ничего не ешь.
- Да, - до боли в пальцах сжимая ножку бокала, в третий раз повторила Орлана.
Она уже не могла дождаться, когда всё закончиться. Выслушав третий вопрос о своём здоровье, Орлана сослалась на недописанные приглашения и поспешила уйти в кабинет.
Приглашения ждали её тут, холодной грудой бездушных слов. Выбрав оттуда одно, где на позолоченной бумаге значилось имя её дяди, Орлана подписала его первым и секунду размышляла над тем, не приписать ли пару слов от себя, на обороте. Но в окно лился серебристый свет из сада, и пальцы устали сжимать солнечное перо. Поэтому Орлана отложила это приглашение и взяла из стопки следующее.
Так грустно потянулся её вечер. Уже не вчитываясь в имена приглашённых, она только чертила свою руну в левом нижнем углу, позволяя воспоминаниям заполнять все пустоты сознания. От усталости она отпустила себя. То, о чём запрещала себе думать утром, было прокручено в памяти по многу раз и почти перестало причинять боль на грани с паникой.
Вернулась только злость на саму себя и на мир, где больше не было отца, его уверенного голоса и его пахнущих дождём рук. Злость, которую не на ком оказалось выместить, ведь никто не был виноват в его смерти.
Когда с приглашениями она закончила, а письма отодвинула на самый край стола, Орлана выяснила, что давно пора ложиться спать, вот только сна с холодными прикосновениями ветра и нервными цветными вспышками больше не хотелось. Сложив перед собой руки, Орлана оглядела погружённый в полумрак кабинет. Луксор наверняка её ждал.
Так и оказалось: в спальне горел свет.
- Что случилось? - из-за книжки проследив за её путешествиями взад-вперёд по комнате, вздохнул Луксор.
- Что именно из произошедшего тебе нужно объяснить ещё раз? - взмахнула в ответ руками Орлана. Она дёрнула за ворот мантии, и в палец воткнулась тупая игла - расстёгнутая брошь.
- Говори, - попросил Луксор. - Ты сейчас не в себе.
- Тебе не кажется, что мне не до веселья? - Орлана отбросила брошь так, что могло бы показаться - она раздражена до готовности хлопнуть дверью. Но на самом деле она просто кинула брошь на стол, послушала, как звенят хрустальные подвески, и поняла, что её руки дрожат.
- Ты не грустная, не подавленная. Ты сердишься. - Сцепив руки на согнутых коленях, Луксор сел на кровати. Одеяло ласковыми складками сползло к его щиколоткам. - На кого?
- Наверное, ты прав. - Орлана сняла мантию, и лёгший в её руки бархат, казалось, ещё пах полынью. - Я сильно злюсь. На себя.
Она села на край постели, позволяя обнять себя за плечи, и краем одеяла накрыла колени, как будто это тепло и запах спелых вишен смог бы прогнать горький похоронный туман.
- Понимаешь, в позапрошлую ночь...
В позапрошлую ночь она пришла, когда над императорским садом уже зажглись шары белого
