Глава 4
День выдался пасмурным, но не очень холодным. Вчерашний ветер стал слабее и намного теплее. Только снег ещё спускался на землю, давая себе и людям передышку лишь на какие-то десять-пятнадцать минут.
Солнце даже не думало пробиваться через свинцовые тяжёлые тучи. Вся Москва была погружена в поганую атмосферу начал зимы, когда серое небо то и дело одаривало людей мокрым снегом и промозглым противным ветром.
Настроение людей было совсем таким же угрюмым и серым. Кто-то спешил на работу, опять опаздывая из-за того, что проспал, кто-то шёл на учёбу, а кто-то вёл своё чадо в школу или детский сад. Плакали дети, наотрез отказываясь идти в садик. Мамы уговаривали их пойти: одни мягко, пытаясь объяснить, что им нужно на работу, но потом они обязательно за ними придут и принесут чего-нибудь вкусненького, другие же, менее терпеливые и нервные, просто сильно дёргали детей за руку, прикрикивая на них, и грозя наказать за непослушание.
Одним словом: суета, шум и волнение. Наступил новый день и мегаполис превратился в жужжащий улей.
В восточной части Москвы, в знаменитом и старом районе Лефортово располагалось четырёхэтажное здание, принадлежащее Московскому Институту Развития Международного Туризма. Вид оно имело совершенно непристойный: жёлтые стены, вперемешку с серым цветом, с заляпанными и грязными стёклами и ржавыми решётками на окнах, украшавшими таким образом первый и второй этажи. Всё это имело довольно жалкий вид и создавало не слишком приятное впечатление. Речи о том, что вид постройки соответствует громкому названию института и быть не могло.
В дополнение к такому жалкому виду было ещё само расположение: здание стояло в стороне от дороги и немного дальше жилых башен. Вокруг росли не бог весть какие деревья, в большинстве своём тополя, этим самым неизбежно создавая плотную тень вокруг института. Почти сразу за ним протекала чахлая речка Яуза, в которую уже давным-давно сливали и сбрасывали что попало, отчего она превратилась в жидкую помойку. На поверхности растянулась масляная плёнка, переливаясь неестественными цветами на свету.
Внутренний вид не шибко отличался от внешнего: грязные серые стены, потрескавшиеся потолки и отвратительный запах хлорки, которой уборщицы пытались вымывать пол.
На первом этаже располагался бедненький вестибюль, где за зарешеченным маленьком пятачке сидели гардеробщицы, скучающие и судачащие друг с другом о разных сплетнях. На этом же этаже находилась столовая, в которой ежедневно истязали свои желудки голодные студенты и приезжие туристы из других городов по обмену опытом. Последние останавливались в общежитии на третьем и четвёртом этажах всего на несколько дней.
Второй этаж представлял собой учебную часть, где было всего пять аудиторий, если их так можно было назвать. Название они своё не оправдывали, поскольку тесные, беспорядочно заставленные исписанными столами и полуразвалившимися стульями, со сломанными дверными ручками и замками, они вряд ли могли называться солидным словом — аудитория.
Третий и четвёртый этажи использовались под номера общаги. Внутри стояли кровати, своим видом напоминающие тюремные нары. В одном номере ютилось по четыре таких лежанок, тесно приставленных друг к другу. Матрасы и подушки в межсезонье были явно основательно обжиты и облюбованы местными насекомыми, поэтому жильцам приходилось сильно мучится чтобы избавиться от них после заезда, либо же оставалось смириться с этим недугом и героически терпеть их ночные набеги на живую и вкусную плоть.
Больше всего страдать приходилось всё же тем же бедолагам-студентам, которые в отличие от приезжающих и уезжающих гостей были вынуждены жить здесь почти по целому году. Многие из студентов приходили на занятия из дома, но лишь те, которые жили либо в Москве, либо не далеко от неё. Но были и такие, которые приезжали бог знает из какой российской глубинки для того, чтобы получить 'великолепное' образование и в будущем развивать международный туризм и условия для него, по всей видимости подобные тем, в которых они сами обучались.
Единственное, что можно сказать положительного, так это то, что дипломы этого института всё-таки чудесным образом котировались на рынке труда как в России, так и за рубежом. Поэтому многие шли сюда именно для того, чтобы получить эту несчастную корочку, а потом свалить 'за бугор'.
В этот день, со значительным опозданием к началу учебного года, к зданию института подъехал красивый автобус Неоплан. Надпись на нём свидетельствовала о том, что он принадлежал институту и был, наверное, единственно солидно выглядящей собственностью оного.
Автобус остановился прямо напротив центрального входа и из него вышло несколько студентов с вещами и ошарашенными глазами от того, куда вообще их завезли. Но им ещё больше предстояло шокироваться при виде здания изнутри. А пока, бормоча невнятные, но по-видимому очень изысканные ругательства, они поднимались по ступенькам на крыльцо и исчезали за тяжёлой дверью Дома Знаний.
Эти только что прибывшие студенты приехали сюда из разных городов. Каждый из них был прислан сюда в качестве 'подопытного', которому предстояло выучиться профессии, а потом, вернувшись к себе домой, рекламировать этот Великий институт и агитировать других своих земляков, чтобы они тоже бросили всех своих друзей, родных и приехали сюда, дабы в светлом будущем развивать туризм. Своего рода это был рекламный обмен, который в последствии так сильно изменил жизнь многих молодых ребят и девчонок, создал новые взгляды на жизнь и свёл их с разными полезными и не очень людьми.
Прибыли ребята не к началу учебного года, а почти на месяц позже. Они должны были подключится к уже начавшемуся процессу обучения и семимильными шагами догнать своих товарищей. Эта задержка была объяснена администрацией института, как проведение более тщательной подготовки к их приёму и размещению…
Все их собрали на первом этаже, усадив в просиженные и замызганные кресла, и коротко объяснили распорядок дня и правила поведения в учебном заведении. Молодые девчонки и ребята сидели с ошарашенным взглядом и слушали про то, что в институте запрещено курить, распивать спиртные напитки и слоняться по номерам своих соплеменников после 23.00.
После проведения столь содержательной беседы постигатели наук поднялись на третий этаж, где их стали размещать в 'люксы'. Девушек селили отдельно от юношей и по разным сторонам коридора.
— Простите, а можно меня разместить в номере 24, - низкорослый паренёк с взъерошенными волосами вился возле администратора.
— Но там же только девушки? — возмутился тот.
— Вот именно! Я, понимаете ли, очень плохо себя чувствую в мужской компании… боюсь один спать по ночам… — запричитал студент, косясь на светловолосую девчушку из 24-го.
Администратор — высокий мужчина с поседевшими волосами и в больших очках, проследил его взгляд, нахмурился.
— Мне на самом деле там будет лучше… — не унимался коротышка.
— Марш в комнату номер 36! — рявкнул на него администратор. И паренёк уныло поплёлся в свой новый дом по громкое улюлюканье сотоварищей.
Когда вся эта шумная процессия закончилась и администрация покинула ребят в своих теперешних обителях, началась та жизнь, за которой нельзя просто так понаблюдать со стороны, в неё нужно попасть, жить той жизнью, быть одним из тех ребят ил девчонок.
— Блин, братцы! Ну что это за хлев-то, а? — возмущенно воскликнул парень невысокого роста, если не сказать, что вообще карлик. — Нет, вы только поглядите на это! В какую задницу нас поселили!? Это что же получается: я ехал сюда чёрт знает откуда, расстался со своей девкой, бросил свою рок-группу, а всё ради чего? Ради того, чтобы я жил как беглый барбос? Здесь даже потрахаться спокойно не дают — только
