надеялся, что у него все хорошо и что все-таки есть кому рассказывать ему удивительные истории.
Причитающейся мне доли вознаграждения было более чем достаточно для обучения в Академии, да плюс еще рекомендательное письмо капитана Уолкена. Мне предложили место в группе, начинавшей занятия с весеннего семестра. Оставшихся денег маме и сестрам хватит, чтобы прожить, пока я буду учиться и не смогу высылать им свое прежнее жалованье. И даже удалось кое-что положить в банк, большой солидный банк в Лайонсгейт-Сити. Никогда не думал, что у меня будет собственный банковский счет.
— Я очень много узнал там, — сказал я, — хотя и предпочел бы побольше летать и поменьше сидеть в классных комнатах.
— Я надеюсь, что ты на занятиях внимателен, — сурово осведомилась она.
— Конечно!
— Такую возможность нельзя упускать.
— Ты прямо как учительница!
Она рассмеялась, явно довольная:
— Я просто тренируюсь быть строгой. Мне кажется, надо быть строгим, чтобы люди принимали тебя всерьез. Особенно во время диспута.
— Я убежден, что ты будешь просто ужасающе строгой, — заверил я ее.
Подали чай и трехъярусное блюдо с маленькими сандвичами, лепешками и пирожными.
— На острове, — сказала Кейт, наливая мне чай, — ты боялся, что никогда не сможешь быть счастливым на земле.
Я покраснел, вспомнив, как паниковал тогда в пещере, и все свои прежние страхи тоже. Но в то же время было приятно и удивительно, что она помнит наш давний разговор.
— Но ты счастлив здесь? — Кейт смотрела на меня.
— Счастлив настолько, насколько вообще могу быть счастливым, стоя на якоре. — Я глубоко вздохнул. — И мне теперь легче обходиться без движения.
Это было непросто. Когда я только начал учиться в Академии, то провел без сна немало ужасных ночей. Мне не хватало моей койки на «Авроре», и База, и капитана Уолкена, и всех наших. Мне не хватало движения. И не хватало отца, куда острее, чем прежде. Множество раз я чувствовал себя таким одиноким и несчастным, что готов был сбежать и вернуться на «Аврору». Но однажды ночью мне неожиданно приснился папа, хоть я и был теперь прикован к земле. Я летел рядом с «Авророй», и он присоединился ко мне, а когда я проснулся, все стало по-другому. Пока я могу видеть его во сне, все хорошо и не нужно больше улетать в небо в поисках счастья. Оно само найдет меня, где бы я ни был: на «Авроре», здесь, в Париже, или дома с мамой, Изабель и Сильвией.
— Я так рада, — сказала Кейт. Могла бы и не говорить. Глаза уже все сказали за нее: она действительно была рада за меня.
— А ты как? — спросил я.
— О, я развлекаюсь вовсю, — заявила она. — Сейчас собираюсь в турне. Еще три музея хотят заполучить скелет в этом году.
— После этого ты станешь просто невыносимой, — сказал я.
— Наверно. На самом деле нужно, чтобы ты был рядом и регулярно приводил меня в чувство.
— А что обо всем этом думают твои родители?
— Мне кажется, они… — она помедлила и казалась немного озадаченной, — знаешь, они гордятся мной.
Я улыбнулся:
— Ну и отлично.
— Все меняется к лучшему, правда? Они согласились в следующем году послать меня в университет.
— Фантастика!
— Ну, я думаю, что они были просто вынуждены после всего случившегося. Подумай только, что написали бы газеты, если бы стало известно, какое многообещающее дарование было загублено жестокими родителями. Это поставило бы мать в бесконечно неловкое положение.
— Похоже, ты добилась всего, чего так хотела.
— И ты тоже, — ответила она.
Мы чокнулись чайными чашками.
— За нас, — произнесла Кейт. — Мы просто молодцы.
— Смотри, — сказал я, указывая на небо. — Она подлетает.
— Неужели «Аврора»? — не поверила Кейт.
— Она. Трансконтинентальный перелет. Через Сибирское море до Сан-Франциско. Осенью ее полностью переоборудовали. Новые двигатели и внешняя оболочка.
Мы глядели на неспешно поворачивающий корабль, подплывающий к верхушке Эйфелевой башни. Там была оборудована специальная причальная мачта, и сейчас с верхней смотровой площадки выдвинулся раздвижной трап и уперся в брюхо «Авроры». Я видел, как пассажиры снуют по нему вверх и вниз.
Я вздохнул:
— Надеюсь, когда я закончу учиться, у них найдется место для меня.
— Я уверена, капитан Уолкен сделает все возможное.
Мы помолчали немного, и я опять почувствовал неловкость. На острове или на корабле я никогда не чувствовал себя настолько косноязычным. Это было ужасно.
— Извини, что так долго не отдавала, — вдруг сказала Кейт. Она полезла в сумочку и достала папин компас.
— Ты не заворачивала его в свои панталоны? — поинтересовался я.
Она покраснела.
— Спасибо. — Я взял компас. Теперь, когда он опять оказался со мной, я понял, как мне не хватало его. Но и жаль было, что он больше не у нее. Мне нравилось представлять, как она держит его в руках и смотрит на стрелку, указывающую не север.
— Не хочу, чтобы ты сбился с курса, — заявила она.
И вдруг мы опять смогли болтать как прежде. Мы опять были просто Мэтт и Кейт и брели через лес, раздвигая папоротники, высматривая тех чертовых маленьких красных змеек. Мы говорили об «Авроре», и о пиратах, и об острове. Никто из нас не упомянул о поцелуях в лесу, хотя я часто думал об этом, и теперь, когда она сидела напротив, больше всего на свете мне хотелось поцеловать ее снова. Но она в этом своем костюме и шляпке была такая важная, знаменитая и куда более благовоспитанная, чем я ее помнил, и я просто не мог представить себе, что смогу это сделать. Мне она больше нравилась в порванных шароварах и с полосатым от грязи лицом.
— Он был действительно мужественный парень, — сказал я. — Брюс.
Она с серьезным видом кивнула:
— Ему было ужасно больно, а он все-таки держался. Я не люблю думать об этом.
Я часто вспоминал его. Без помощи Брюса нам не удалось бы бежать. И, что еще хуже, я всегда обижал его. А самое печальное, что он умер, так и не поняв, о чем он мечтает, что любит и что хочет сделать со своей жизнью.
— Знаешь, я собираюсь вернуться, — сказала Кейт. — На остров.
Я не удивился.
— Когда?
— Как только найду денег на настоящую экспедицию. Говорят, пиратов там больше не осталось. Надо будет зафрахтовать воздушный корабль. Полетишь?
— Конечно. Я сам поведу этот корабль, если ты сможешь подождать пару лет.
— Мне бы очень хотелось, — сказала она. — Расскажи мне еще раз, как ты видел их всех.
Она подалась вперед, сложив руки на столе, и внимательно слушала, пока я рассказывал про
