нами ещё год, а потом съехал и женился. Когда я училась на четвёртом курсе, бабушка последовала за мамой. Мы с отцом остались вдвоём.
Я выросла и стала совершеннолетней, но по привычке оставалась всё той же тихоней и домоседкой. Финансово я ещё в целом зависела от отца, хотя уже с четвёртого курса находила небольшие подработки, занималась репетиторством со школьниками и за деньги писала рефераты и курсовые для материально обеспеченных, но ленивых студентов. Но все эти заработки были, как правило, небольшими и нерегулярными, а о том, чтобы найти полноценную работу, учась на очном отделении, я могла и не мечтать.
И вот, я собралась пойти в клуб — на собственные деньги, между прочим, но право выйти из дома после десяти вечера пришлось отвоёвывать. Я понимала беспокойство отца, который чуть ли не рвался меня сопровождать, но... Настала пора 'вылетать из гнезда'. И к чёрту диплом. Не совсем, конечно, а только на этот вечер.
В клубе, как оказалось, нас ждала уже порядком весёлая компания Ритиных друзей, из которых я пару раз видела только двух девушек — Олю и Ларису. Парни были мне совсем не знакомы. Рита представила мне их: Паша и Макс. С Максом Рита училась в одной группе в колледже, а Паша, смешливый худой молодой человек лет двадцати пяти, с мелированными волосами, в кислотного цвета футболке, был дружен с кем-то из администрации клуба; он и помог устроить моей подруге выступление здесь. Его хронический хохотунчик почти после каждой фразы наводил на подозрение о химической природе этой весёлости... А, впрочем, ладно. Сначала это выглядело дико, но постепенно я привыкла к этой его особенности.
— Гвоздь сегодняшней программы — наш местный Джефф Хили, гы-гы, — сообщил он. Мой неискушённый и невинный, младенчески-чистый взгляд вынудил его с усмешкой пояснить: — Джефф Хили — это легенда рока. Он слепой с детства.
Джеффом Хили он назвал тебя, и я сначала решила, что речь идёт о музыканте-мужчине. Наш столик был расположен на балконе, у самого ограждения, и сверху открывался хороший вид на сцену. За это тоже следовало благодарить Пашу.
— Девчонки, ваш выход.
Риту, Олю и Ларису как ветром сдуло. Вскоре я увидела их на сцене, в образе 'девочковой' группы, которая исполнила какой-то попсовый хит — сейчас я уже не помню, что это была за песня. Но после пары коктейлей и пива она показалась мне вполне ничего — весёленькой и зажигательной. Тёмненькая Рита, блондинка Оля и рыженькая Лариса вместе смотрелись весьма мило, как самый настоящий коллектив.
— Симпатичный наборчик, — подмигнул Макс. — На любой вкус!
Я хмыкнула. Мне не нравились его неопрятные сальные волосы и такой же взгляд, которым он так и мазал по девушкам — и по мне в том числе. Я отвернулась от него и стала слушать песню. Вокал у девушек был хоть и приятный, но, откровенно говоря, ничем не примечательный. Они пели так же, как большинство поп-звездулек, выпускников различных 'фабрик'.
После девушек вышли какие-то молодые пацаны — местные рэперы, а потом наконец появилась группа, выступление которой было основной программой сегодняшнего вечера.
В целом, это была группа как группа, на первый взгляд — ничего экстраординарного: ударник, клавишник, два гитариста и фронтмен. Сначала ребята исполняли песни из репертуара знаменитых западных рок-групп и, надо сказать, очень неплохо. Присмотревшись к одному из гитаристов — стройному пареньку в чёрных джинсах, чёрной кожаной жилетке и белой футболке, я вдруг усомнилась: а парень ли это? Короткая стрижка не ввела меня в заблуждение, равно как и тёмные очки, скрывавшие пол- лица. В душу закралось сильное подозрение, что это — девушка.
А когда этот гитарист вышел к микрофону, оказавшись по совместительству ещё и вторым солистом, всё стало ясно. Грянула песня 'I Think I Love You Too Much' из репертуара Джеффа Хили, и меня сразу понесло на волне драйва. Ноги сами собой начали притопывать, а голова — качаться в такт. А голос — низкий, гибкий, то хрипловатый, то звонкий, невероятно пластичный, сильный и тёплый, с великолепным произношением — стильным, чуть-чуть пижонским, с естественными фонетическими небрежностями, совсем как у носителя языка — был женским.
— Вот это и есть наш Джефф Хили, хе-хе, — сказал мне Паша. — Её зовут Яна, и она слепая, представляешь? А как играет! Гений просто. Капец, гы-гы!
Ты заканчивала музыкальное училище и одновременно выступала в группе, писала для неё музыку и тексты. Твоим пальцам была подвластна как электрогитара, так и акустическая, а ещё — клавиши. Сейчас этой группы уже нет — распалась, но ты нашла применение своему таланту, став преподавателем. Это сейчас ты для меня — мой Утёнок, а в тот вечер ты была незнакомой девушкой, необычной и притягательной, вызывающей глубокое уважение и восхищение. И — да, твой голос... То, как ты пела по-английски, пробирало меня странными мурашками и сдавливало сладким спазмом моё нутро, вызывая во мне почти физический отклик. Ни один голос на свете ещё так не действовал на меня. Его вибрации вошли в резонанс с моей душой... и, наверное, телом тоже. Твои кавер-версии мужских песен совсем не звучали нелепо, как можно было бы ожидать, напротив — в твоём исполнении они приобретали новый смысл, новые оттенки и акценты.
То, как ты двигалась, ни разу не наводило на мысль, что ты незрячая. Если бы Паша не сказал мне об этом, я бы и не поняла. Ты покачивалась, пританцовывая, а во время соло на гитаре даже попрыгала по сцене — задорно, весело, драйвово, а потом прислонилась спиной к спине второго гитариста, и вы с ним закатили такой мощный, харизматичный дуэт, что публика разразилась восхищённой овацией.
Не помню, как я оказалась внизу, в толпе перед сценой. Меня просто разрывало на куски от желания танцевать, и я оторвалась по полной. Ритм музыки мощно влёк в движение, управляя моим телом, как кукловод, превращая меня в неугомонный, неостановимый резиновый мячик.
С чужого репертуара группа перешла на собственный. Когда солировал фронтмен, мне хотелось его прогнать, но не потому что он плохо пел, а потому что я жаждала слушать только тебя. Твой голос просто овладел мной, покорил, ниспроверг к твоим ногам. Не крикливый и не пронзительный, а свободно льющийся, он приподнимал меня от пола в каком-то фанатичном восторге и экстазе. Никогда со мной не было ничего подобного.
Основное выступление длилось полтора часа. Когда группа собралась покидать сцену, публика возмущённо завопила, не желая отпускать понравившихся музыкантов. Тронутые таким горячим приёмом, ребята согласились спеть ещё несколько песен после небольшого перерыва. Я от счастья была готова забраться на потолок.
Каким-то образом я оказалась снова за нашим столиком.
— Ну как? — подмигнул Паша, пододвигая мне бутылку пива.
— Это... нечто, — выдохнула я, прикладывая её холодный бок к разгорячённому лбу. — Они просто молодцы... Супер!
— Что, на солиста их запала, гы-гы-гы? — хитро прищурился Паша. — Он парень харизматичный, что есть, то есть. Могу познакомить, хе-хе.
Я опешила. С чего он взял, что мне понравился солист? Я даже не запомнила, как он выглядел: видимо, его харизма на меня не подействовала. Я его вообще едва ли рассмотрела: меня сразил наповал женский вариант Джеффа Хили, слепая девушка Яна с потрясающим, таким тёплым и до странности родным мне голосом. Его эхо всё ещё аукалось в моей душе — моё, близкое, дорогое.
— Если уж знакомиться, так со всеми, — засмеялась Оля.
Паша провёл нас к музыкантам — в маленькую прокуренную комнату, похожую больше на подсобку, чем на гримёрку: здесь была собрана куча старой мебели и разного хлама. Мы застали группу за перекусом и расслабоном: на столике сгрудились тарелки с едой, из напитков — кофе, чай, сок, минералка. А для расслабления — пара бутылок водки.
— Здорово, Димыч, — поприветствовал фронтмена Паша. — Выступление — улёт полный. Молотки! Гы-гы-гы!
Они обменялись рукопожатием. На нас музыканты отреагировали весьма вяло. Выглядели ребята усталыми.
