не приходилось жить с бухгалтером.
Обладаем ли мы, здесь и сейчас, властью над собственной судьбой?
За истекшие столетия философы разбрызгали по бумаге море чернил, пытаясь найти ответ на вопрос: волен ли человек принимать решения и действовать по собственной воле, или же наши поступки определяются внешними силами — наследственностью, окружением, историей, судьбой, компанией Microsoft?
Авторы греческих трагедий подчеркивали, что герои совершали неизбежные ошибки из-за предопределенности хода событий.
Когда писателя XX века Исаака Башевиса-Зингера спросили, верит ли он в свободу воли, он с усмешкой ответил: «Приходится! У меня нет выбора». Именно такую позицию многие философы отстаивают с совершенно серьезными физиономиями: они полагают, что мы вынуждены верить в свободу собственной воли, поскольку иначе у нас нет причин следовать моральным обязательствам, ведь в противном случае моральный выбор окажется вне сферы ответственности человека.
В последнее время представления о том, что поведением человека руководят психологические силы, которые он не в состоянии контролировать, окончательно размыли саму идею моральной ответственности. В результате в судах мы можем слышать самые невероятные оправдания совершенных преступлений: подсудимый легко может заявить, что избыток сахара, положенного в его десерт, заставил его совершить убийство. Это все то же старое доброе утверждение: «Меня толкнул на это дьявол!», одетое в современные психологические одежды.
С другой стороны, существуют детерминисты, которые вполне в состоянии заявить: «Бог заставил меня сделать это. Ведь именно Бог определил все, что происходит во вселенной, вплоть до мельчайших деталей». Барух Спиноза, еврейско-голландский философ XVII века, и Джонатан Эдвардс, американский теолог XVIII столетия, были поборниками подобного догматического детерминизма. А вот орел, лягушка и водитель грузовика из следующего анекдота, возможно, полагали, что действуют каждый по собственной воле:
Моисей, Иисус и бородатый старик играют в гольф. Моисей наносит сильный удар, мяч летит далеко, но катится по земле прямо в пруд. Моисей поднимает клюшку, воды расступаются, и мяч спокойно выкатывается на другой берег.
Иисус тоже сильно бьет в том же направлении. Мяч, уже готовый упасть прямо в центр пруда, вдруг зависает над поверхностью воды. Иисус спокойно идет по воде и коротким ударом отправляет мяч в лунку неподалеку.
Бородатый старик наносит мощный удар, мяч, пробив забор, вылетает на дорогу, однако отскакивает от проезжающего грузовика и снова летит в сторону поля, направляясь все к тому же пруду. Мяч падает — однако не на воду, а на плавающий в ней лист кувшинки.
На листе сидит лягушка, которая тут же хватает мяч ртом. Тут же с небес падает орел, хватает когтями лягушку и взмывает ввысь. Когда орел с лягушкой в когтях пролетает над полем, та выпускает мяч, и он падает прямо в лунку.
Моисей, повернувшись к Иисусу, говорит:
— Ненавижу играть с твоим папашей!
Когда-нибудь это должно было случиться. Должен был появиться философ, который оспорит идею о вездесущем Боге, сующем нос во все дела. Философ XX столетия Альфред Норт Уайтхед заявил, что Бог не только не может определять будущее, но и сам зависит от того, что произойдет в будущем. Согласно философии бытия, предложенной Уайтхедом, Бог вовсе не всемогущ и не всеведущ, и к тому же сам видоизменяется по ходу разворачивающихся событий. Сторонники идей нью-эйдж сказали бы: «Этот Бог — он такой изменчивый!»
Элвин работал у себя в магазине, когда вдруг услышал рокочущий голос с небес:
— Элвин, продай свой бизнес!
Сначала он просто игнорировал услышанное, однако все тот же голос изо дня в день продолжал повелевать:
— Элвин, продай свой бизнес за три миллиона долларов!
Через несколько недель Элвин, сдавшись, продал магазин. После этого голос потребовал:
— Элвин, отправляйся в Лас-Вегас!
— Зачем? — поинтересовался Элвин.
— Элвин, возьми свои три миллиона и отправляйся в Вегас, я сказал!
Элвин, подчинившись, поехал в Лас-Вегас и отправился в казино.
— Элвин, иди за стол, где играют в «блэк джек», поставь все деньги!
Элвин в нерешительности делает, что ему сказано.
С раздачи он получает 18. Крупье открывает свою верхнюю карту — это шестерка.
— Элвин, возьми еще одну карту! — приказывает голос.
— Что?! Ведь у крупье…
— Возьми карту!
Элвин просит у крупье еще одну карту, и получает туз. Девятнадцать. Он облегченно вздыхает.
— Элвин, возьми еще одну! — повелевает голос.
— Что?!!
— Возьми еще одну карту, я сказал!!
Элвин вновь просит карту. Снова туз. У него на руках двадцать.
— Элвин, еще карту! — грохочет голос.
— Но у меня же на руках двадцать! — возопил Элвин.
— ВОЗЬМИ ЕЩЕ КАРТУ!
— Еще карту! — с отчаянием говорит Элвин крупье.
Тот передает ему карту — еще один туз. Двадцать одно!
И тут голос сверху вновь громыхает:
— Ну не фига себе!!!
Согласитесь, есть нечто симпатичное в идее Бога, который способен удивить сам себя.
В философии всегда существовало антиметафизическое направление, достигшее кульминации своего развития одновременно с триумфом научного мировоззрения в последние два столетия. Рудольф Карнап и Венский кружок (нет, это не диско-группа 1970-х, как многие ошибочно полагают) дошли до того, что объявили о конце метафизики — совершенно иррационального собрания идей, успешно побежденного наукой.
Руди и его компания из Венского кружка черпали вдохновение у теолога XIV столетия Уильяма Оккама, первым выдвинувшего принцип простоты, известный как «Бритва Оккама». В соответствии с этим принципом, «теория не должна быть сложнее, нежели это необходимо».
Или, как выражался Оккам, теории не должны «плодить сущности без необходимости».
Представим, что Исаак Ньютон увидел падающее яблоко и воскликнул: «Я все понял! За яблоки ведут ожесточенную борьбу гремлины и тролли! Гремлины тянут их вверх, а тролли — вниз, и тролли сильнее!»
Оккам тут же резко возразил бы на это: «Хорошо, Исаак, твоя теория объясняет все наблюдаемые факты, но сделай теперь самое необходимое — упрости ее!»
И Карнап бы его поддержал.
— Как-то вечером после ужина пятилетний мальчик спрашивает папу:
— А куда пошла мама?
